– Я могу отвезти тебя, если хочешь, – предложила Ксения.

Она никому не признавалась в этом, но ей становилось не по себе, когда мать уезжала куда-то одна. Казавшаяся такой хрупкой и изящной, Амалия была для своей семьи, в сущности, утесом, за который они все цеплялись – в этом страшном мире, полном бед, утрат и горечи изгнания. И Ксения со страхом думала, что мать уже немолода, хоть и прекрасно выглядит для своих лет, что она может сломаться, может погибнуть, и что будет с ними всеми тогда?

– Нет, – ответила Амалия на слова дочери. – Тут недалеко, я быстро съезжу и вернусь.

Она улыбнулась Ксении, взяла со стола перчатки и вышла, а та, не удержавшись, встала с места и подошла к окну, из которого просматривался почти весь сад. Она видела, как мать вышла из дома. Полковник Добровольческой армии, который жил на вилле, поправляясь после ранения, почтительно поклонился хозяйке. Амалия улыбнулась и сказала ему что-то ободряющее. Несколько беженцев, объявившихся на вилле недавно, сидели на скамье возле ограды, увитой цветущими сиреневыми глициниями. И Амалия, хоть и спешила, все же нашла для вновь прибывших несколько теплых слов.

На дорожке показалась монашка с молитвенником в руках – одна из тех монашек, с которыми Ксения несколько недель назад договорилась, что они будут помогать ухаживать за ранеными. Амалия уже шла к гаражу, но, увидев монашку, свернула в ее сторону. Ксении отчего-то показалось, что монашка немного смутилась. Она обменялась с Амалией несколькими фразами, и та удалилась. Но от Ксении не ускользнуло, что мать разговаривала с девушкой чуть дольше, чем с офицером и остальными беженцами.

Амалия села в машину и выехала за ворота. «Вот так встреча», – мелькнуло у нее в голове, но тут наперерез автомобилю кинулся невысокий малый в кепке, с торчащими из-под козырька вихрами и с фотоаппаратом в руках. Машина едва не сбила его – не сбила, собственно, только потому, что Амалия, опомнившись, затормозила.

– Вы в своем уме? – сердито крикнула она, высовываясь в окно.

– Габриэль Форе, «Курьер Ниццы»! Вас не затруднит уделить мне пару минут?

Он попытался сделать фото, однако рука в перчатке тотчас же закрыла объектив камеры, нахально уставившейся на Амалию.

– Затруднит, – стальным голосом ответила та.

– Полно вам, сударыня! Всем уже известно, что это вы нашли тело бедняги Рошара… Это правда, что возле него лежал какой-то таинственный листок?

– Простите, полиция настоятельно просила меня ничего не сообщать прессе.

Положим, это было неправдой, но выглядело вполне правдоподобно и, главное, служило отличным предлогом, чтобы не общаться с прессой. Однако коротышка оказался на редкость настойчив.

– Кто просил? Инспектор Лемье? Да ладно вам, сударыня!

Габриэль Форе, судя по всему, принадлежал к тому неприятному типу журналистов, которые становятся все развязнее по мере того, как беседа с ними становится все длиннее.

– Ариведерчи, сударь. – Теперь голос Амалии был не только стальным, но и вобрал в себя весь лед с обоих полюсов.

– Сударыня!

Но Амалия уже уезжала. Однако в зеркальце заднего вида она заметила, как Габриэль, не тратя времени даром, кинулся к видавшему виду велосипеду, сел на него и что есть духу припустил за ускользающей машиной.

И тут ожил неприятный, гнусавый, занудный голос здравого смысла, помноженного на знание жизни и отсутствие каких бы то ни было иллюзий.

«Если бы ты вчера проехала мимо, – пробубнил этот голос в мозгу Амалии, – ничего этого не случилось бы…»

«А если бы Рошар был еще жив? – тотчас же возразила она себе. – Как я могла проехать мимо, как?»

Она въехала в центр Ниццы и уже через несколько минут остановилась возле кафе «Плющ», в котором в это время было куда больше народу, чем обычно.

– Я хотела бы побеседовать с мадам Рошар, – сказала Амалия официанту, который весь в поту метался между столиками.

– Ее здесь нет.

– А где она?

– У себя, в квартире над кафе. Но она никого не принимает.

– У меня есть сведения о ее муже, которые могут ее заинтересовать.

Официант затравленно покосился на Амалию и, поразмыслив, кликнул какую-то Сюзанну, которая оказалась молодой, неопрятной, кое-как причесанной женщиной в грязноватом фартуке.

– Сюзанна, мадам говорит, что ей надо к мадам Рошар… Это по поводу мсье Жозефа.

– Ступайте за мной, – бросила Сюзанна, хмуро оглядев Амалию.

На лестнице, которая вела в квартиру хозяев, сидел кот и вылизывал лапку. Завидев постороннюю, он весь подобрался и настороженно уставился на нее.

Пока Сюзанна докладывала о ней мадам Рошар, Амалия осматривалась в гостиной, в которую ее привели. Старая мебель, добротная, но ничего особенного, большое зеркало в красивой раме, на стенах – карточки мужчины и женщины в разные периоды их жизни, поодиночке и вдвоем. На одной из фотографий между ними сидел мальчуган и улыбался в объектив всеми ямочками своего широкого, скуластого лица.