Шрифт:
— Она после экзаменов к нам приезжает, — сказал Ларик. — У них поход отменился.
Я ответил:
— Мне-то что… Пускай отменился.
Я выбежал на крыльцо. Там стоял Колька. Я толкнул его с разбегу, и он ласточкой полетел через три ступеньки. Колька не обиделся. В этот день у всех было такое настроение, что все толкались и бегали. Колька полез обратно и хотел стащить меня за ногу. Но я уже стал серьезным. Я вообще-то не боюсь ничего. Но тут вдруг испугался, что все заметят, как я обрадовался.
— Стой, Колька, — сказал я. — Дело есть. Давай сегодня на лодке поедем прямо после уроков.
— У нас ничего еще не собрано.
— А мы просто прокатимся, попробуем.
— Можно, — согласился Колька. — Батону сказать?
Я подумал немного и понял, что я сейчас жутко добрый. Мне хотелось, чтобы в этот день всем было хорошо. Мне даже жалко стало, что Мария Михайловна уходит на пенсию, хотя она тут совсем ни при чем.
— Я сам скажу!
— А Ларику?
Тут я подумал немного подольше.
— Мы же обещали…
«Не мы обещали, — вспомнил я, — а ты обещал». Но раз я сегодня такой добрый, то пускай прокатится разочек вдоль берега.
— Ладно, скажи, — согласился я.
Колька вздохнул.
— Мураш, — сказал он, — я не про сейчас, а вообще… Когда поедем на два или три дня… Можно тогда и Наташу взять?
Я смотрю на Кольку и ничего не понимаю. И он — про Наташу. Неужели сам догадался, что я давно уже об этом думал? «Вот это Колька! — подумал я. — Вот это друг настоящий!»
— Можно, — небрежно сказал я. — Жалко, что ли…
Колька обрадовался.
— А правда… — заулыбался он. — Она ведь и обед может сварить…
— Сварит, конечно, — говорю я.
— И грести она может.
— Может, конечно, раз в турпоходы ходит.
— Какие походы? — спрашивает Колька.
— Говорят же тебе — туристские.
— Да в жизни она в походы не ходила, — говорит Колька.
— Ты-то откуда знаешь?
— Знаю. И ты тоже знаешь.
И тут в моей голове будто какой-то винт повернули и все стало ясно.
— Ты про какую Наташу говоришь? — спросил я.
— Про Кудрову.
— Про Наташку?!
— Ну да.
— Это зачем еще она нам нужна?!
— Ты же сам говорил… Обед варить…
— Да на что мне ее обед. Я сам не хуже сварю! Или Батон сварит, у него здорово получается. А Наташка тут при чем?
Колька помрачнел сразу и засопел.
— А ты про какую Наташку говорил?
— Ни про какую. Это я так просто… Думаю: какую-нибудь девчонку можно взять. Только не Наташку.
— Не хуже она твоей!
— Какой еще моей?
— Сестры Ларика!
— Я тебе что-нибудь говорил про сестру Ларика?
— А я и сам не дурак, — говорит Колька.
— Вот как раз ты дурак и есть!
— Ну и пускай, — говорит Колька. — А лодка моя!
Таких вещей я от Кольки никогда не слышал. Мы могли ссориться и обижаться друг на друга, но никогда не говорили «мое» или «твое». У нас все было общее. Даже в голову нам не приходило делиться. Кому что нужно, тот берет, и все. Я так удивился Колькиным словам, что даже не знал, что ответить.
Колька молча повернулся и ушел в школу. И я тут же дал себе честное слово, что никогда даже не прикоснусь к этой лодке, пускай мне дают хоть сто миллионов.
До конца уроков мы с Колькой не разговаривали. Я видел, что на переменах он подходил к Наташке. О чем они там толковали — не знаю.
А после уроков Колька сам подошел ко мне.
— Мураш, — сказал он, — ты не злись, она не поедет.
— А мне-то что, — ответил я. — Твоя лодка…
— Она меня спрашивала — поедешь ты или нет?
— А ей-то какое дело?
— Она хочет, чтобы если ехать, так всем вместе. В общем, ей обязательно нужно, чтобы ты был.
— А ты не спросил, зачем я ей нужен?
— Не спросил.
— Тогда я тебе скажу. Она терпеть меня не может! Она мне отомстить хочет. Поганку какую-нибудь мне в кашу сунет и — привет. Вот зачем я ей нужен.
— А ты точно знаешь? — спросил Колька.
— Точно, конечно.
Колька сразу повеселел.
— Ну, тогда ладно… — говорит он. — Ты Мураш, не злись. Насчет лодки я просто так сказал. Мы же ее вместе красили и смолили. Она общая. А поганку она тебе не сунет. Она не такая.