Коллин резала зеленый лук для салата, когда на экране телевизора возникло лицо миссис Браун. Коллин выпустила нож. Ручка ножа громко стукнула о разделочную доску. Эта женщина выглядела совсем не так, как Коллин ее себе представляла, — она не была ни молодой, ни высокой, ни кричаще разодетой. Она вовсе не была похожа на женщину, привыкшую сидеть за главным столом на благотворительном банкете или на женщину, представляющую Палому Пикассо и Барбару Буш, призывавших вносить деньги в фонд Музея Гуггенхайма. Это была просто изможденная женщина в самом обыкновенном платье с шелковым шарфом, в жакете кофейного цвета. Она сидела в кресле колониального стиля и отчаянно пыталась следовать указаниям Тео.

Голос ее подрагивал, но речь была твердой. «Мы любим тебя, Стона, — говорила она. — Если ты слышишь нас, будь уверен — мы делаем все возможное, чтобы ты мог вернуться домой. Сейчас у нас нет причин сомневаться, что тебя захватила группа, называющая себя „Воины радуги“».

— Ага! — произнес Тео. — Я же тебе говорил, па. Это за экологию.

— Потрясно! — сказала Тиффани.

Коллин подошла поближе к телевизору.

— Несчастная женщина, — пробормотала Дот.

Лицо миссис Браун то и дело освещалось вспышками фотокамер, над ее головой метались микрофоны. Она на мгновение умолкла — казалось, она не знает, что следует дальше сказать; лицо ее словно застыло. Она выглядела совершенно затравленной. Ее глаза глядели словно из глубоких темных колодцев; высокие, обтянутые нежной кожей скулы казались очень хрупкими. Но вот сжатые губы снова пришли в движение, хотя все лицо оставалось совершенно безжизненным. Где-то за ее креслом звучала музыка.

— Это — «Я с тобой скоро увижусь», — сказала Дот.

А миссис Браун продолжала: «Это очень прискорбно, но задержка с твоим возвращением вызвана самими расследователями».

Тео пальцем показал на экран:

— Кто-то там явно руководит событиями!

— Очень странно, — заметил Малкольм.

На этом все и закончилось. Коллин вздохнула с облегчением. Дот опрокинула кастрюльку с макаронными ракушками в дуршлаг и принялась его встряхивать, чтобы стекла вода. Пар от горячих ракушек поднимался прямо ей в лицо.

Однако по ТВ сразу же пошли заголовки местных новостей. Главной темой по-прежнему было похищение. Снова появилась фотография мистера Стоны Брауна, на ней совершенно невозможно было узнать человека, за которым Коллин только что ухаживала. Опять упомянули «Воинов радуги». Размер выкупа не назван. Снова на экране дом Браунов, Чад Стёрджен в гостиной. Репортеры и мужчины, по неуклюжей грубоватости которых можно было отличить полицейских, мельтешили на заднем плане. Телевизионные лампы ярко высвечивали пустое желтое кресло.

— А вот и Дейв Томкинс, — сказал Малкольм.

Дот подняла голову и взглянула на экран.

— Он малость похудел, — заметила она.

Коллин посмотрела на Тео: она понимала, что он ищет взглядом кого-нибудь, кто, кроме Дейва, может его знать. Брэдфорда Росса или еще кого-нибудь из «Петрохима».

«Это странная, прямо-таки парадоксальная история, — говорил Чад Стёрджен. — Самый стойкий защитник окружающей среды в высших эшелонах „Петрохима“ взят в заложники, как утверждают его похитители, за экологические преступления».

— Тоже мне защитник нашелся! — сказала Тиффани.

«В данный момент остается только выяснить, кто такие эти „Воины радуги“. Твой черед, Тоши».

Тиффани вскинула кулаки над головой. Ей бы следовало побрить под мышками, подумала Коллин.

— Пусть грянет революция!

— Не надо так говорить, — сказала ей Коллин. — Это ведь трагедия. Ты видела лицо этой несчастной женщины?

Эта женщина не была ни высокомерной, ни шикарной: на самом деле она казалась такой же, как сама Коллин.

— Все это просто ужасно, — сказала Дот, ставя тарелку с едой перед Малкольмом и подавая ему вилку. — Ракушки с баклажанами, как ты любишь, — добавила она.

— Ну, убедился, пап? Довольно профессионально, на мой взгляд.

— Здорово звучит, — откликнулась Тиффани. — Экотеррористы!

— Ох, прошу вас! — произнесла Коллин. — Какие же они террористы? Это просто ужас какой-то, что они сделали!

— По правде говоря, я не знаю, чему верить, — заговорил наконец Малкольм. — Со стороны глядя, трудно понять, кто тут кого за ниточки дергает. Но одно могу вам точно сказать: его жену не показали бы по телику, если бы не принимали все это всерьез.

— А Эрика говорит, это как раз то, что нужно движению за коноплю. Радикальные действия. Если хотя бы один человек из десяти начнет ее выращивать, мы заткнем глотки всем судам. И у Джорджа Вашингтона, и у Томаса Джефферсона были целые плантации конопли. Абсолютные радикалы — прическа конский хвост и туфли с пряжками!

— Если какой-нибудь псих сбежит из психушки и приставит револьвер к шее заложника, — сказал Малкольм, — приходится идти ему на уступки. Только это не делает из него профессионала.