Семен Иванович вернулся молчаливым, ел без аппетита и смотрел в одну точку.

– Неприятности? – наконец решившись, участливо спросила верная жена.

Он зло буркнул:

– Приятности.

И надо сказать, это была чистая правда. Он не солгал. Только вот надо было понимать, как теперь с этими «приятностями» жить. И как вообще – жить. В смысле – без Эльвиры.

Спать он оставался в кабинете на диване. Запирался в ванной, включал воду и часами мурлыкал с любимой по телефону. Обсуждать тему серебряного юбилея отказывался – говорил, не до него. Слишком много работы. Раечка растерянно спрашивала:

– А как же быть?

Он бросал на нее гневный взгляд и громко хлопал дверью. Раечка принималась плакать. Он смотрел на жену с откровенной ненавистью. Другими глазами смотрел. И видел, какая она нелепая и несуразная в этом старом и тесном халате, как много у нее в волосах седины, как она причмокивает, когда пьет чай, и как противно, вытянув губы трубочкой, дует на горячий суп.

Он перестал переносить ее даже такое неназойливое общество. Стряпня жены, отменной кулинарки, была теперь ему тоже не по душе. То недосолено, то переперчено. Он бросал со стуком ложку и выходил из-за стола. Раечка скрывалась в спальне, где теперь почивала в одиночестве, и плакала. Сама удивлялась – сколько же у человека слез! Не море – океан.

Советовалась с родными – что с Сеней? Как ему помочь? Многие советовали не трогать – кризис, климакс, что-то со здоровьем. А одна умная троюродная сестра тяжело вздохнула и сказала:

– Дура ты, Райка! Баба у него! Неужели не понятно?

Как обухом по голове. Раечка села и задумалась. Стала все вспоминать и припоминать. Какая же она наивная! Ну конечно же – любовница! Сомнений почти нет. Почти. На что-то она еще слабо надеялась – совсем чуть-чуть.

А Семен Иванович мотался в Пермь. Раз в месяц – больше не получалось. Эльвира была по-прежнему восхитительна. Даже еще лучше, чем прежде.

Она шептала ему абсолютно сумасшедшие слова, о которых он и не подозревал. Он смущался – разве можно такое говорить мужчине? После скромной и сдержанной Раечки… Да что там говорить! У Семена Ивановича реально поехала крыша.

Эльвира ничего не просила: «Только ты, любимый! Только видеть тебя, дышать с тобой одним воздухом! Слушать твой голос и твое дыхание!» Как-то она сказала, что хочет посмотреть Москву. А что, вполне законное желание! Семен Иванович купил ей билет на самолет и снял номер в гостинице «Минск» на улице Горького.

Ему все эти экскурсии и просмотры достопримечательностей были, конечно, по барабану. Он бы сутками не выходил из просторного номера люкс и не вставал бы с широченной и грешной постели. Но Эля жаждала впечатлений. Сходили на Красную площадь, в цирк и Театр эстрады. В музей Эля не захотела – и слава богу! Еще ей очень понравилось обедать в ресторане гостиницы «Москва» и глазеть на Красную площадь. Она заказывала черную икру, севрюгу горячего копчения, рыбную солянку и бифштекс с жареной картошкой. Выпивала одна бутылку грузинского полусладкого.

Он слегка удивлялся ее аппетиту. А она объясняла: «Силы восстанавливаю! После тебя, любимый, я как выжатый лимон!»

И Семен Иванович опять гордился! Ох, как же он гордился! Даже краснел от удовольствия.

Еще Эля днем бегала в ГУМ и ЦУМ. Занимала очереди и звонила ему из автомата на работу. А ангорский костюм можно? А норковую шапку? А болгарский плащ? А югославские туфли?

Он горячо откликался: «Да что ты спрашиваешь? Конечно, конечно! Все, что тебе нравится!»

Еще Эле понравились золотые часики на золотом же браслетике и каракулевая шубка с норковым воротником. Под приобретенную ранее шапку-«кубанку».

Все это было куплено, разумеется. Эля уезжала счастливая. На вокзале плакала и горячо, как всегда, страстно целовала своего Сенечку.

Семен Иванович долго махал вслед уходящему поезду и медленно шел к машине.

В следующий раз, когда он собрался в Пермь к любимой, сильно, надо сказать, соскучившись, Эля ему сказала:

– Да что тебе мотаться в нашу провинцию? Лучше уж я к тебе. В смысле – в столицу.

Он слегка ошалел и испугался. Быстренько подсчитал, во что обойдется гостиница, рестораны и магазины, и испугался уже совсем не слегка. Заначка кончилась. Из зарплаты не вынешь – неудобно. Значит, залезать в долги? А вот это он ненавидел. И людей, берущих в долг, не любил и откровенно презирал.

Но – пришлось. Поехал к своему школьному другу и занял большие деньги.

А Раечка страдала и, самое главное, жалела неверного мужа больше, чем себя. Мается, бедный, мыкается, места себе не находит. Ночами на кухне дымит. А ведь у него – сердце! И давление скачет. А таблетки от давления он пить перестал – выбросил в помойное ведро. Разве в его возрасте такое выдержать? Таблетки от гипертонии и бессонницы она растворяла в теплом чае. Тихо подавала ужин, вешала в шкаф чистые, накрахмаленные рубахи, до блеска начищала ботинки и так же тихо уползала к себе. Теперь они только здоровались и прощались – жили, как соседи.