Шрифт:
— Малышка, давай сегодня ни о чем больше не будем говорить, — хрипло попросил он.
— Ты нездоров? — с тревогой поинтересовалась Дженифер.
— Да, голова раскалывается, — ответил Томас, отводя взгляд в сторону.
— Может, выпьешь таблетку? — предложила она.
Он поставил на поднос чашки для чая, молочник и блюдо с бутербродами.
— Позже, если заболит сильнее. А пока надо просто не волноваться — может, само пройдет.
...Дженифер мучилась целую ночь. То и дело просыпалась и все думала, как ей теперь быть.
«А вдруг он обманывает меня, потому что у него серьезные неприятности и ему страшно в этом признаться? Или не обманывает, а в самом деле ездил на побережье, надеясь найти в морском воздухе успокоение? Что, если он ждет от меня помощи, ищет во мне спасение? А я, ничего не выяснив, уже мечтаю о другом...»
Когда Томас поднялся, как обычно, на рассвете, Дженифер не спала, она лишь притворялась. Он не выпил кофе и в ванной пробыл совсем недолго — наверное, наспех принял душ, даже бриться не стал.
Дженифер беспокоилась все больше. Утро прошло в тягостных думах, а ближе к ленчу она позвонила Элис и попросила о встрече.
— Что-нибудь не ладится с салоном? Опять заболели грузчики? — спросила та, когда они сели за столик в небольшом кафе близ Грин-Парка.
— Нет, — ответила Дженифер, качая головой. — С салоном все отлично.
— Тогда почему у тебя такой хмурый вид?
Дженифер тяжело вздохнула и поделилась с подругой мыслями, которые не давали ей покоя со вчерашнего вечера.
— Ты готова взвалить на свои плечи ответственность за все на свете, Джен! — воскликнула Элис. — Если у Тома проблемы, почему он не нашел в себе мужества, не подобрал слов, чтобы рассказать тебе о них о самого начала? Зачем мучил тебя все это время?
— Может, не хочет меня расстраивать? — предположила Дженифер, рисуя в воображении страшные картины. — Вдруг он заболел? Или, к примеру, разбил чью-нибудь машину, а теперь на нем висит крупный долг?
Элис скептически скривила губы:
— На больного он совсем не похож.
— Ты же не видела его в последнее время, — возразила Дженифер, вспоминая, что Томас выглядел просто ужасно.
— Он как-то изменился? — Элис вскинула брови, давая понять, что не желает верить в таинственный недуг Томаса.
— Да, он изменился. — Дженифер покачала головой: мысли путались, в чувствах было трудно разобраться. Долг перед Томасом, привязанность к Энтони, желание никого не обидеть и в то же время обрести наконец покой боролись в ней, сводя с ума.
Элис выжидательно на нее смотрела.
— Он с каждым днем все более нервный, скрытный, — нехотя пояснила Дженифер. — Ездит в эти непонятные поездки... Вчера жаловался на головную боль...
— Только и всего? Подумаешь! Голова время от времени болит у всех. — Элис решительно была настроена против Томаса. Особенно теперь, когда и Дженифер увидела наконец все его недостатки, даже собралась уйти от него. — Ты ищешь объяснения его наглости, оправдываешь вопиющую ложь, а о себе не думаешь.
— Подожди, надо все-таки во всем разобраться, — твердо сказала Дженифер. — И потом, я не обо всем рассказала... — Она вспомнила вчерашний страх в глазах Томаса и содрогнулась. — Он явно чем-то терзается, а говоря о расставании, буквально паникует...
Элис тяжело вздохнула и отправила в рот остатки бутерброда. Дженифер к своему гамбургеру даже не притронулась — есть совершенно не хотелось.
— Знаешь что... — произнесла. Элис. — Отправляйся-ка ты сразу после ленча к Томасу в студию. Спроси его прямо, что он от тебя скрывает. Заодно узнаешь, над чем столь грандиозным он там работает. Иного выхода нет: если ты будешь мучиться раздумьями и уж тем более если закроешь на все глаза и продолжишь жить, как теперь, очутишься в психбольнице.
Дженифер несколько минут молча обдумывала ее слова.
— Наверно, ты права. Прямо сейчас поеду... — У нее в сумочке зазвонил сотовый. Достав его, она взглянула на внешний экран и покраснела от смущения и радости. Звонил Энтони. При одной мысли, что сейчас она услышит его голос, на душе стало спокойнее.
— Здравствуй, Энтони!
— Привет, Дженифер! Как кресла, мойка, парикмахерская тележка? Еще не служат на благо людям?
Дженифер засмеялась, а Элис уставилась на нее с изумлением.