– Она наняла адвоката для Майкла.

На этот раз реакция, скорая и яростная, ждать себя не заставила.

– Что она сделала?

Беспомощно разведя руками, Додсон, стараясь не улыбаться, пояснил:

– Она считает, что ответственность лежит на ней.

– С чего это она так решила?

Слейд уже не мог сдерживаться, вскочил и зашагал по кабинету.

– Если бы он не работал на нее, он бы не попал в эти сети, – пожал плечами Додсон. – Ну вы знаете образ ее мыслей не хуже меня.

– Да, если она при этом вообще думает. Ведь это Адамс поставил ее под удар. Он отвечает за все, что с ней случилось. Ее два раза чуть не убили, потому что у него кишка тонка защитить ее.

– Да, – невозмутимо согласился Додсон. – Он действительно во многом виноват. – Додсон сделал легкий, многозначительный нажим на местоимении. Слейд вопросительно посмотрел на комиссара полиции. Додсон ответил понимающим взглядом. «Как Слейд похож на отца сейчас – такой же импульсивный, эмоциональный, горячий. Но все-таки Том, – продолжал размышлять Додсон, – не способен был так обуздывать себя».

Слейд снова отвернулся.

– Если она желает нанять ему адвоката, – сказал он тихо, – что ж, это ее дело. Меня это совершенно не касается.

– Не касается?

– Послушайте, комиссар, – Слейд возмущенно уставился на Додсона, – я принял приказ к исполнению, я выполнил порученное мне дело. Я написал отчет о моих действиях. Я также подал рапорт об отставке. Я с этим завязал.

«Посмотрим-посмотрим, как долго ты сможешь убеждать себя в этом», – подумал Додсон. Улыбаясь, он протянул руку:

– Конечно, и, как я уже сказал, мы сожалеем, что расстаемся с вами.

Когда Слейд вылез из машины, в воздухе пахло снегом. Он взглянул на небо – ни луны, ни звезд. Пронзительный ветер завывал в ветвях обнаженных деревьев. Слейд оглядел дом. Светились окна: в гостиной и в спальне Джессики. Но пока он смотрел, верхний свет мигнул и погас. «Может быть, она уже легла спать, – подумал Слейд и сгорбился под напором ветра. – Надо зайти, хотя мне совсем не место здесь». Говоря себе это, Слейд уже поднимался по ступенькам к входной двери. Он твердил себе, что надо повернуться, сесть в машину и уехать. Он проклинал беса противоречия, который заставил его сюда примчаться. Продолжая проклятия, он поднял руку, чтобы постучать.

Но прежде чем он коснулся дверной ручки, дверь распахнулась. Он услышал волнующий смех, почувствовал мгновенное прикосновение меха к ногам и едва удержал Джессику, которая, устремившись бегом за Улиссом, налетела на Слейда.

И все, все, что он хотел забыть, снова в единое мгновение ожило в его памяти – ее прикосновение, аромат и то, какая гладкая была у нее кожа под его губами. А Джессика отшатнулась и поглядела ему прямо в лицо.

Глаза у нее сразу засветились и ожили, вся она вспыхнула от радости. Он стоял в напряженной позе, и от ее улыбки у него вдруг задрожали колени.

– О, Слейд! Извини, мы с Улиссом чуть не сбили тебя с ног.

Она не сознавала, насколько ее слова близки к истине. Он быстро выпустил ее руку и отступил назад.

– Ты собиралась уходить?

– Только чтобы побегать с Улиссом. – Джессика взглянула поверх его плеча и безнадежно махнула рукой. – Он уже убежал.

Снова посмотрев на Слейда, Джессика протянула ему руку:

– Приятно тебя видеть. Входи, выпей стаканчик.

Слейд осторожно вошел, но руки не пожал. Джессика бросила жакет на столик около лестницы, зажмурившись на мгновение, пока стояла к нему спиной.

– Пойдем в гостиную, – сказала она, лучезарно улыбаясь, когда снова повернулась к нему лицом. – Там горит камин.

И, не ожидая ответа, она бросилась к дверям гостиной.

«Двигается с обычной своей быстротой, – отметил про себя Слейд. – И синяков под глазами нет – исчезли, словно их никогда и не было. Она такая, как при первой их встрече, женщина неистощимой энергии».

Он медленно следовал за ней. Когда он вошел, Джессика уже наливала ему в стакан виски.

– Я так рада, что ты приехал. В доме слишком тихо.

Джессика взяла графин с вермутом, не сознавая, что это за жидкость. Не переставая болтать, она налила себе.

– Конечно, это замечательно – прожить в тишине и спокойствии несколько дней, но теперь я почти жалею, что всех отпустила. Конечно, мне пришлось бог знает что придумывать, чтобы выставить их отсюда. – «Ты говоришь слишком быстро, очень быстро», – заметила она себе, но остановиться не смогла. – Я сказала Дэвиду и слугам, что отправляюсь на Ямайку, с недельку поваляться на солнышке, купила всем авиабилеты и отправила их к черту, куда хотят.

– Но ты не должна жить одна. – И Слейд хмуро взял из ее рук стакан.

– А почему нет? – Джессика рассмеялась и откинула со лба волосы. – Не могу выносить, когда со мной обращаются, как с инвалидом. Мне этого по горло хватило в больнице.

Потягивая вермут, Джессика повернулась к огню. Она не позволит ему заметить, что обижена. Каждый день, заточенная в стерильно чистой белой палате, она ожидала его звонка, не сводила взгляда с двери, надеясь, что он войдет. И ничего. Он вырвал себя из ее жизни, когда она была слишком слаба, чтобы ему помешать.

А Слейд смотрел на тонкую, прямую спину и думал, как же он сможет уйти, даже не прикоснувшись к Джессике.

– Как ты? – Вопрос был краткий и резкий.

Ее пальцы стиснули бокал. «А тебе не все равно?» – подумала она. Она опять потянула вермут, чтобы проглотить гневные слова, которые хотела бы обрушить на эту голову. Вместо этого она спросила:

– А как я выгляжу?

Он все смотрел и смотрел, не в силах оторваться. Он только теперь понимал, как ему не хватало этой женщины.

– Тебе надо прибавить в весе.

Джессика коротко рассмеялась:

– Спасибо, очень тебе благодарна.

Желая заполнить нависшую паузу, она подошла к пианино и стала рассеянно нажимать на клавиши.

– Ты кончил книгу?

– Да.

– Значит, у тебя все хорошо?

– Все просто отлично. – Слейд выпил, надеясь, что виски смягчит боль в сердце.

– Твоей маме понравилась статуэтка?

Он смущенно сдвинул брови:

– О да. Ей понравился подарок.

Они стояли в молчании, нарушаемом только треском поленьев и одиночными звуками клавиш. «А так много надо было сказать», – подумал Слейд. И он ничего не может. Идиот проклятый, не мог удержаться и приехал.

– А ты опять работаешь в магазине? – спросил он.

– Да, с тех пор как все всё узнали, мы получили такую рекламу, что покупатели хлынули рекой. Ну, я полагаю, что ажиотаж скоро спадет. А ты уволился из полиции?

– Да.

И опять тишина, еще более весомая, чем раньше.

Джессика пристально глядела на клавиши, словно сочиняла симфонию.

– Ты хочешь оборвать все ненужные связи, Слейд?

– Да, что-то вроде этого, – пробормотал Слейд.

Джессика подняла голову и взглянула на него. Потом подошла к окну.

– Ну что ж, – прошептала она и начертила пальцем на запотевшем стекле какую-то линию, – я думаю, что полиции я рассказала то, что нужно рассказывать. В мою больничную палату беспрестанно шли люди в темных костюмах, – она опустила руку. – Но почему ты ни разу меня не навестил… или хотя бы не позвонил?

Голос ее перестал дрожать, но она неотрывно смотрела на отражавшуюся в стекле лампу.

– Наверное, потребовалось последнее интервью со мной, вот ты и приехал?

– Понятия не имею, какого черта я сюда явился! – огрызнулся Слейд и хлопнул по столу пустым стаканом. – А не приезжал я потому, что не хотел тебя видеть, и не звонил, потому что не желал с тобой разговаривать.

– Ну, тогда все ясно.

Он шагнул к ней, остановился и сунул руки в карманы пиджака.

– Как рука?

– Прекрасно! – Она рассеянно коснулась затянувшегося шрама, думая о той, что не заживет уже никогда. – Доктор сказал, что даже шрам со временем исчезнет.

– Здорово. Правда, здорово. – Слейд вытащил пачку сигарет и швырнул ее на стол.

– Я тоже обрадовалась, – спокойно продолжала Джессика. – Я не люблю шрамов.

– Ты действительно уверена в том, что сказала? – вырвалось у Слейда.

– О шраме?

– Да нет, не о шраме, чтоб его черт побрал! – И в отчаянии он взлохматил волосы.

– Я стараюсь всегда говорить только то, что думаю, – тихо ответила Джессика. Сердце ее забилось от волнения. Она старалась говорить очень четко, тщательно выговаривая каждое слово.

– Ты говорила, что любишь меня. – Он напрягся каждым мускулом, каждой жилкой. – Ты действительно уверена в этом?

Глубоко вздохнув, Джессика повернулась к Слейду. Лицо у нее было спокойное, взгляд сдержанный.

– Да, уверена.

– Это все из-за твоего дурацкого чувства благодарности, – заявил Слейд, подошел к огню, потом снова вернулся к ней.

На сердце у нее потеплело. Джессика одновременно почувствовала облегчение, и ей стало смешно.

– Да нет, мне кажется, я понимаю разницу между этими двумя чувствами, – заметила она. – Иногда я очень благодарна мяснику за то, что он прислал хороший кусок мяса, но я до сих пор… еще не влюбилась в него.

– О, тебе, конечно, все это просто забавно. – Слейд бросил на нее гневный взгляд. – Неужели ты не понимаешь, что это все от стечения обстоятельств? Просто ситуация такая сложилась!

– Правда? – Джессика улыбнулась и пошла к Слейду. Тот попятился назад.

– Мне ничего от тебя не нужно, – сказал он быстро. – И я хочу, чтобы ты это понимала.

– Мне кажется, я понимаю. – Она дотронулась до его щеки. – Очень хорошо понимаю.

Он схватил ее запястье, но оттолкнуть Джессику было свыше его сил.

– Ты понимаешь, что я почувствовал, глядя, как ты лежишь без сознания, истекая кровью у меня на руках? Ты знаешь, что я чувствовал, видя тебя лежащей на больничной кровати? Ты была бледная как смерть! Да что там, я видел трупы, не такие бледные, как ты тогда.

Его пальцы вздрогнули и выпустили ее запястье.

– Черт возьми, Джесс! – Он круто отвернулся, чтобы налить себе еще виски.

– Слейд. – Джессика обвила его руками за пояс. Как она не подумала, что он может чувствовать себя виноватым и корить себя, так как ее все-таки ранили?

– Я просто оказалась там, где мне не надо было быть. Я сама во всем виновата.

– Не надо. – Он твердо разомкнул ее руки. – Я ничего не могу тебе дать, понимаешь? Ничего. Мы живем в разных мирах, мы даже едва ли поймем друг друга.

Если бы Слейд сейчас смотрел на нее, то заметил бы, как между ее бровями показалась знакомая черточка.

– Не понимаю, о чем ты? – нахмурилась Джессика.

– Да ты посмотри на все это! – Слейд обвел взмахом руки гостиную. – Где ты живешь и как ты живешь? Для меня это другая жизнь.

– О, да ты сноб, – задумчиво произнесла Джессика.

– Да, черт побери, неужели ты ничего не понимаешь? – Слейд в ярости схватил ее за плечи. – Я не хочу тебя!

– А ну-ка повтори, – предложила Джессика.

Он открыл было рот, но вместо слов только еще раз встряхнул ее.

– Ты не имеешь права – никакого права так владеть мной, что я больше думать ни о чем не могу. Я хочу, чтобы тебя не было в моей жизни. Отныне и навсегда.

– Слейд, – тихо ответила Джессика, – ну почему бы тебе не перестать бесноваться попусту и не сдаться на милость победителя? Я здесь, и никуда не собираюсь уходить.

Каким образом его пальцы запутались у нее в волосах, он не помнил. Но они глубоко погрузились в мягкую густоту душистых локонов. Он просто утонул в них. Отчаянно сопротивляясь, он тем не менее выкинул белый флаг.

– Будь я проклят, но я тебя люблю и готов тебя за это задушить.

Глаза у него потемнели и метали молнии.

– Ты меня одурманила, – угрюмо сказал он Джессике, которая стояла рядом, такая сдержанная, прекрасно владеющая собой. – Ты с самой первой нашей встречи меня приворожила, так что я и шагу без тебя ступить не мог. О господи, ведь я твой запах чувствую за сотню миль от тебя.

И, снедаемый яростью и желанием, Слейд сильно прижал ее к себе.

– Я же стал опасаться, что окончательно рехнусь, если снова тебя не поцелую. – И он поцеловал, и был безумный поцелуй. Но Джессике сейчас не нужна была нежность. Их губы соединились в жестком, даже грубом поцелуе, которого она так давно жаждала. Все ее тело, сердце, сознание – все вспыхнуло разом в одном желании слиться с ним и достичь свершения. Какой-то слепящий миг они неистово сжимали друг друга в объятиях, а потом вместе упали прямо на коврик перед камином.

– Я хочу тебя, – прерывисто выдохнул он, а руки уже срывали с нее одежду. При виде ее обнаженной груди он застонал: – Как давно, как долго я ждал.

– Слишком долго.

Говорить было уже невозможно. Рядом шипел огонь, новые язычки пламени лизнули дерево. Ветер стучал в окна. Но они ничего не слышали и не чувствовали, только друг друга. Губы искали и ненасытно упивались, руки находили и завладевали. У них не было времени для медлительного возобновления знакомства. Алчущие, они слились быстро, одновременно взлетев к сияющим высотам, и острое разделенное наслаждение отмело прочь все сомнения. Они не размыкали объятий, тело с телом, губы с губами, пока желание не поостыло слегка, уступая место нежности и успокоению.

Слейд захотел лечь на бок, но она его удержала.

– Не двигайся.

– Но я тебя раздавлю.

– Немножко.

Слейд поднял голову и растворился в дымчато-янтарном взгляде Джессики. Он нежно обвел пальцем контуры ее лица.

– Я тебя люблю, Джесс.

– И все еще злишься из-за этого?

Он зарылся лицом в ее шею, но она успела уловить его улыбку и услышать:

– Нет, сдаюсь и смиряюсь.

Она легонько вскрикнула и ущипнула его за плечо.

– Смиряется он, а? Очень лестно. Ну что ж, я тоже не мечтала влюбиться в экс-полицейского с дурным характером, который только и знает, что сыпать приказаниями направо-налево.

Ах, этот мускусный, сандаловый запах ее кожи! Он сводит его с ума. Слейд губами стал щекотать ей шею.

– А в кого же ты собиралась влюбиться?

– Ну, я представляла себе нечто среднее между Альбертом Швейцером и Кларком Гейблом.

Слейд фыркнул и взглянул на Джессику.

– Ну что ж, ты очень близка к цели. Ты выйдешь за меня замуж?

Джессика удивленно вздернула бровь:

– А у меня разве есть выбор?

Слейд наклонился и, покусывая ее губы, спросил:

– Разве не ты постоянно утверждаешь, что у человека всегда есть выбор?

Она прижала его к себе и поцеловала долгим нежным поцелуем.

– Я думаю, мы должны сделать этот выбор сейчас. Я выбираю…

И они в один голос сказали:

Оливия Кармайкл, журналистка, пробившаяся в столичное отделение Си-эн-си из провинции, пребывала не то чтобы в унынии, здесь этого не полагалось, но в каком-то подвешенном состоянии. Слишком долго среди поступающих новостей не было настоящей сенсации или по крайней мере того, из чего ее можно создать.

«Компетентные источники сообщают о скором уходе Джорджа Ларкина с поста госсекретаря. После тяжелой операции на сердце состояние здоровья господина Джорджа Ларкина не позволяет ему выполнять свои обязанности.

Стэн Ричардсон с места событий».

На мониторе погасли последние строчки, и Ливи, как звали ее в телецентре многие, резко повернулась:

– Ух ты, Брайен, это может стать главным хитом новостей. Такого не было, пожалуй, с прошлого октября, когда разразился скандал с Мэллоу. Ты только представь, на место Ларкина по крайней мере пять претендентов. Начнется настоящая свара!

Брайен Джонс, афроамериканец лет тридцати пяти, одевавшийся всегда броско, но со вкусом, работал в отделе последних новостей уже десять лет, и весьма успешно. Брайен вырос в Квинсе, но считал себя коренным вашингтонцем. Выглядел он вальяжно, взгляд с ленцой, но вид этот был обманчив.

Он пробежал глазами список новостей, которые шли в эфир.

– А тебя хлебом не корми, дай только ввязаться в хорошую свару.

– Еще бы! – азартно воскликнула Ливи и повернулась к камере, услышав контрольный сигнал.

– Президент сегодня никак не комментировал возможность замены господина Ларкина на посту госсекретаря. По мнению одного из видных государственных чиновников, главными кандидатами на этот пост являются Бомонт Делл, бывший посол США во Франции, и генерал Роберт Дж. Фицхью.

Ни с одним из них пока не удалось связаться для интервью.

– Молодой человек двадцати пяти лет был найден убитым в собственной квартире в Северо-Восточном округе Вашингтона, – перехватил инициативу Брайен.

Ливи слушала вполуха, быстро прикидывая в уме возможные шансы каждого из кандидатов. Ее выбор остановился на Делле. Его помощники сегодня дали ей от ворот поворот. Но ведь есть еще и завтра. Будучи репортером, она привыкла к беготне без результата, долгим часам ожидания и разучилась обижаться, когда вожделенная дверь захлопывалась прямо перед носом. Но ничто на свете, поклялась она себе, не помешает ей взять интервью у Делла. Такой шанс она не упустит. Снова раздался сигнал, и Ливи повернулась к третьей камере.