Шрифт:
— Хорошо, хорошо, — отозвался Р. Е. и, пройдя за ограду, направился по вымощенной дорожке к дому, ненавязчиво претендующего на принадлежность к среднему классу.
Он позвонил в дверь и, не получив ответа, открыл ее и ступил через порог.
Откуда-то доносились приглушенные всхлипывания. Р. Е. пошел на эти звуки и, подойдя к одной из дверей, постучал. Находившийся в комнате мужчина примерно пятидесяти лет — грузный, с изрядно поредевшей шевелюрой и довольно упитанными щеками и подбородком — посмотрел на гостя со смешанным чувством удивления и негодования:
— Кто вы?
Р. Е. снял шляпу.
— Я подумал, что мог бы помочь вам. Ваша девочка там, на улице…
Сидевшая на стуле у двухспальной кровати женщина подняла голову и без всякой надежды взглянула на него. Ее волосы были тронуты сединой. Лицо распухло от слез и подурнело, на тыльной стороне кистей выделялись синеватые жилки. На кровати лежал пухленький и голенький младенец, который вяло сучил ножками и бессмысленно поводил младенческим невидящим взглядом.
— Это мой ребенок, девочка, — сказала женщина. — Она родилась в этом доме двадцать три года тому назад и в этом же доме умерла десяти дней от роду. Я так тосковала по ней.
— А теперь она снова с вами, — проговорил Р. Е.
— Слишком поздно! — неистово вскричала женщина. — У меня было еще трое детей. Моя старшая дочь замужем, сын — в армии. Я слишком стара, чтобы иметь сейчас ребенка. И даже если… даже если…
Мышцы ее лица прилагали героические усилия, чтобы сдержать слезы, но потерпели неудачу.
— Это не настоящий ребенок, — монотонным, невыразительным голосом произнес ее муж. — Он не пачкает пеленок. Ему не требуется молока. Что нам делать? Он никогда не вырастет Он навсегда останется младенцем.
Р. Е. покачал головой.
— Не знаю, — сказал он. — Я думаю, что ничем не смогу помочь вам.
Он спокойно вышел. Он хладнокровно подумал о больницах. В каждой из них сейчас, наверное, появляются тысячи детей.
Складывают их на полки, зло усмехнулся он про себя. Штабелями, как дрова. О них не нужно заботиться. Их маленькие тельца — всего лишь хранители несокрушимой искры жизни.
Он прошел мимо двух мальчиков — по всей видимости, одного биологического возраста. Обоим было, очевидно, лет по десять. Их пронзительные голоса невольно привлекли его внимание. В неярком, без солнца, свете обнаженное тело одного из мальчиков сияло белизной; значит, он был «возвращенцем». Другой им не был. Р. Е. остановился, чтобы послушать, о чем они говорят.
— Я болел скарлатиной, — заявил тот, что был без одежды, и в его голосе прозвучали явные нотки превосходства.
— Вот здорово! — с чувством зависти, как показалось Р.Е., протянул одетый.
— От нее-то я и умер.
— Вот здорово! А тебя лечили пенициллином или ауреомицином?
— Чего?
— Это лекарства.
— Никогда не слышал о таких.
— Еще бы! Да ты о многомне слышал.
— Но не меньше твоегознаю.
— Да ну? А кто сейчас президент Соединенных Штатов?
— Уоррен Хардинг, вот кто.
— Ты что, спятил? Эйзенхауэр.
— А кто он такой?
— Ты когда-нибудь смотрел телевизор?
— А что это?
Одетый мальчик оглушительно завопил:
— Это такая штука, которую ты включаешь и смотришь комиков, всякие там кинокартины, ковбоев, космических рейнджеров — в общем, все, что пожелаешь!
— Давай посмотрим его.
Последовала пауза, и затем мальчик из настоящего времени произнес:
— Он перестал показывать.
— Скажи лучше, что он никогда и не показывал, — не скрывая презрения, пронзительно закричал мальчик из прошлого. — Ты все это выдумал.
Пожав плечами, Р. Е. продолжил свой путь. За городом, по мере приближения к кладбищу, толпы людей значительно поредели. Все, кто попадался ему навстречу, стремились в город, и все были голыми.
Р. Е. остановил какой-то человек — весь сияющий от радости, розовокожий и беловолосый, со следами пенсне на переносице, но самих стеклышек не было.
— Приветствую вас, мой друг.
— Здравствуйте, — отозвался Р. Е.
— Вы — первый человек в одежде, которого я вижу. Вы, полагаю, были живы, когда затрубила труба.
— Да.
— О, разве это не величественно? Разве это не радостное и восхитительное событие? Пойдемте, будем вместе веселиться.
— Вам это нравится, не так ли? — спросил Р. Е.
— Нравится ли мне?Меня переполняет восторг, я сияю от радости. Нас обнимает свет первого дня. Тот нежный, спокойный свет, который изливался еще до сотворения солнца, луны и звезд. (Вы и сами, конечно, знаете Книгу Бытия.) Здесь нет изнуряющей жары или убийственного холода, но приятное тепло, которое дарит нам удивительное чувство безмятежности. Такое блаженство испытывали, наверное, только в Эдемском саду. Мужчины и женщины ходят по улицам обнаженными, но не ощущают стыда. Все прекрасно, мой друг, все прекрасно.