Я не сразу нашлась, что ответить на эту реплику, потому что меня глубоко оскорбили два предположения, вытекавшие из его слов: во-первых, будто я принадлежу к тем особам, которые втайне жаждут выполнить свое материнское предназначение, а во-вторых, что какая-то неведомая власть начнет вмешиваться в мои дела и отнимет у меня моего гипотетического ребенка. Я решила сначала заняться пунктом первым.

— Разумеется, я никогда не жаждала иметь ребенка, — начала я. — Да я об этом меньше всего думала! Младенцы меня никогда ничуть не волновали и не трогали.

— Ерунда, — возразил Джо. — Все женщины мечтают о детях. Для них в этом смысл жизни.

— Какая несусветная чушь! — возмутилась я, чувствуя, что во мне закипает бешенство. — Какая старомодная, идиотская чушь! Просто детский лепет! Не вздумай меня убеждать, будто кто-нибудь когда-нибудь решится вынести все физические трудности, связанные с детьми, ради чего-то такого эфемерного и неопределенного, как смысл жизни!

— А трудности большие? — спросил Джо, моментально переключившись.

— Да как тебе сказать? Не слишком, — покривила я душой. — Во всяком случае, пока.

— Значит, — продолжал Джо, — ты никогда особенно не стремилась иметь детей. Этому-то я верю Но все равно, держу пари, ты бы разозлилась, если бы кто-то сказал, что ты неспособна родить, так ведь?

— Вот уж нет! — ответила я твердо. — Вздохнула бы с облегчением. Не знаю, что бы еще доставило мне большее удовольствие.

Хотя, должна признаться, Джо был совершенно прав: я действительно испытывала какую-то извращенную болезненную гордость по поводу своей не подлежащей сомнению плодовитости.

— В таком случае, — сказал Джо, — я не понимаю, почему ты не приняла никаких мер?

Я промолчала, потому что и сама не понимала почему. К этому времени мы уже подошли к Марбл Арч. А Джо еще раньше намеревался уехать отсюда домой на метро. Мы постояли у входа, и я сказала:

— Ну вот, наверно, теперь нам не надо нигде появляться вместе и вообще давай кончать встречаться.

— Почему? — удивился Джо.

Наступило гробовое молчание, и я вдруг почувствовала себя слабой и несчастной. Будущее представилось мне беспросветным, непроглядным, и я с испугом ощутила, что не могу им распоряжаться. Я сознавала только одно: надо как можно скорее отделаться от Джо, раньше, чем он почувствует мое бессилие, потому что даже Джо способен на доброту и сострадание.

— Не знаю почему, — ответила я весело. — Просто меня больше не тянет много выходить. Да и сам подумай — удобно ли тебе будет водить повсюду беременную женщину, ведь все решат, что это твой ребенок, правда? И начнут к тебе приставать. Сам знаешь, как недоверчиво люди относятся к добрым отношениям.

— Лучше бы ты посвятила Роджера, — посоветовал Джо, мрачно уставившись в землю.

— Знаешь, — сказала я, не желая допускать, чтобы зародившееся недоразумение, как бы оно ни было для меня удобно, распускалось пышным цветом. — Знаешь, это не Роджер.

— Не Роджер?

— Нет, не Роджер.

— Ну и ну!

— Так что, видишь, все совсем не так, как могло бы быть, — это замечание я произнесла с такой мнимой многозначительностью, что оно явно произвело впечатление на Джо, и он сказал:

— Ну хорошо, я понимаю.

Чего на самом деле, учитывая положение вещей, быть никак не могло. Однако, утвердившись в этом, не имевшем под собой никакой почвы выводе, Джо взял мою руку, по-отечески пожал ее и произнес:

— Ну ты уж береги себя, Розамунд.

— Да, конечно, — ответила я.

— Надеюсь, мы все равно будем видеться?

— Надеюсь.

И мы расстались. По дороге домой я гадала, какой представляется Джо моя ситуация. Докопаться до истинного положения дел он не сможет — сквозь сеть моих обманов ему не пробраться. Скорей всего, пришла я к заключению, Джо просто решил, что у меня есть кто-то еще, о ком я не хочу говорить, и за кого, по каким-то своим дурацким принципам, не желаю выходить замуж. Хорошо бы он так и подумал, размышляла я. Будет лучше для моего самолюбия, да и для его — тоже.

Успешно разделавшись с Джо, я понимала, что пришла пора разделаться и с Роджером. Эта перспектива привлекала меня еще меньше, ведь с Джо у нас было что-то общее, хотя бы во взглядах на мораль и нравственность, а уж с Роджером ничего общего не было и в помине. Тем не менее вечер, выбранный мной для выяснения наших отношений, оказался куда приятнее, чем вечер, проведенный с Джо, уже потому, что не пришлось столько ходить и дрожать от холода. Роджер пеших прогулок не признавал. Он ни за что не ставил машину даже в пяти минутах ходьбы от места назначения, предпочитая без конца кружить и кружить, выискивая возможность припарковаться в непосредственной близости к нужному объекту. Я, получившая более суровое воспитание, этого не одобряла, но каталась с удовольствием.