– Сорок пять лет промышляю я в Ледовитом океане и сколько помню себя, столько знаю и его – и всегда таким же белобородым! – объявил нам вожак моржеловов. – Когда я с отцом, мальчишкой ещё в море хаживал, – прибавил он, – батька мне тоже о Иоганне сказывал. И про своего отца и деда говаривал, что всегда и смолоду другим его не знавали, как таким же белым, как родные наши льды… С дедами нашими бывал он на промыслах всезнайкой, – таким же и доныне все промышленники его знают.

– Так что же ему, двести лет, что ли? – засмеялись мы.

И приступили некоторые наши молодцы из команды к нему с расспросами:

– Дедушка, сколько тебе годков будет?

– А и сам-де, не знаю, молодчики. Живу, – говорит, – пока Бог жить велит. Годов не считаю.

– А откуда ж ты узнал, что у нас здесь зимовка?

– Бог указал, – говорит. – Сам не знаю, откуда узнал я, а знал верно… Вот и привёл. На людях легче им будет.

Им-то легче, но наш набольший крепко затруднился гостями. К весне, того гляди, и нашим людям придётся норвежским мхом питаться, для оленей припасённым; где ж тут ещё столько ртов принимать?. Однако, старый Иоганн, не дожидаясь, чтобы мы свои опасения высказали, попросил только о приюте в сарае на несколько дней…

– Вот, как деньков через десять настанет перемена ветра, льдины-то расступятся. Наши судёнышки не то, что ваши махины: найдут себе щёлки для выхода. К Христову дню – будут иные у своих очагов, на родимых берегах, в Гамерфесте.

– Как так, – иные? – переспросили его.

– Да те, коим Бог присудит.

– А другие-то что же?.. С ними что ж станется?

– А со всеми будет воля Божья! – просто отвечал Иоганн.

А старик Матилас почесал голову и вздохнул при этом:

– Видно, не всем нам родимый порог суждено переступить!

Заинтересовали меня очень, признаюсь, эти два вожака отважных промышленников. Да и не меня одного; особенно, Иоганн этот. И, как увидите, не даром. Чудный старик оказался! Поистине всё знал! И многое такое, чего наши учёные профессора не знали, т. е. в чём не совсем уверены были. Они на рассказы Иоганна только рты разевали… Каждый день после работ призывали мы его на свою половину, и начинались расспросы и дивования. Всего, что странный человек этот нам рассказывал, не передать и в три дня. Довольно того, что все его рассказы касались далёких, мифических времён; допотопных, доисторических переворотов на земном шаре; давно отживших рас, фаун и флор и не только в его северных, и в тропических странах.

Наш почтенный профессор В**, зоолог, ботаник и антикварий, то и дело подпрыгивал от изумления, определяя научные теории и гипотезы, которые узнавал в рассказах этого удивительного старца… Он говорил о погибших материках, о катаклизмах, изменивших лицо земного шара, породы животных и людские расы – так определённо, с такою уверенностью, как будто сам был очевидцем этих переворотов многих и многих тысячелетий. На расспросы наши: как, откуда он всё это знает? Иоганн всегда пожимал плечами и, кротко улыбаясь, отвечал, что «и сам не знает!.. Бог-де, поведал!.. Знаю, – видал!»

Раз только он мне одному сказал удивительные слова:

– Вижу я всё, что знаю. Вижу – не оком, а духом!.. Есть у меня высочайшая, семиоконная, духовная башня… В неё, за облака, под девяностоседьмые небеса возношусь я и оттуда созерцаю премудрость Божью!..

Мало того, что старый Иоганн дивил нас своими рассказами, он ещё более нас поразил своими сведениями о недугах человеческих, о тайных силах магнетизма, ясновидения и тому подобных, – сорок лет тому назад почти неведомых науке, – свойствах духа человеческого. Дня за три до его ухода от нас, наш товарищ химик К** сильно заболел удушьем. Он прежде страдал астмой, но припадки несколько лет не возобновлялись, и он считал себя излеченным. Но этот приступ был так силен, что я считал его погибшим, когда в комнату неожиданно вошёл Иоганн.

Он подошёл без зову как власть имеющий и к величайшему удивлению нашему начал делать пассы над больным, сосредоточенно устремив взгляд на лицо его. Мы невольно отошли, наблюдая… Не прошло и нескольких минут, как К** стал свободнее дышать, перестал метаться и скоро окончательно успокоился, глубоко заснув под магнетическими пассами старика!

На другой и на третий день Иоганн его магнетизировал снова и сказал, что он будет здоров…

– Надолго ли это? – спросил тот.

– Думаю, что навсегда… По крайней мере, обещаю, что припадки не возобновятся при моей жизни! – было ответом.

Все мы переглянулись… Профессор химии был человек под сорок всего, а моржелов годился ему в деды. Он будто угадал наши мысли.

– Дня же своего и часа не ведает никто! В нём волен Бог! – сказал он. – Но… я имею право рассчитывать ещё на довольно продолжительную жизнь.

– Неужели?! – изумились мы. – Но почему же?

– Мне так сказано… Я ещё не окончил своего дела.

– Тебе это сказано – там? – начал было необдуманно я, но не успел договорить, как собирался: «в твоей семиоконной духовной башне», – я не успел выдать этих слов его, мне одному доверенных, и сам доныне не знаю почему?.. Что-то сжало мне горло и язык не повернулся, словно какая-то сила окаменила его…