Подружился с ковенским артиллеристом Львом Слабковичем, очень милым и приятным человеком и собеседником, веселым и жизнерадостным не по возрасту. Лев совершенно лысый, зато его лицо украшает огромная рыжая борода, которую он холит, а иногда расчесывает на две стороны, что придает ему сходство с генералом Бобырем — комендантом Новогеоргиевска.

14 августа

Ночевали в Ходынских лагерях. Утром, после завтрака, нас повели по Москве. Вот знакомые Триумфальные ворота, Тверская, Большой Каменный мост, а слева от него громада Кремля на горе, справа — великолепнейший храм Христа Спасителя, золотой купол которого, если ехать с юга, виден верст за пятнадцать от Москвы. А против него училище, где я был не последним учеником. Вот Полянка, по которой я так долго ходил в училище из Замоскворечья. Серпуховская площадь по-прежнему украшена водоразборной башней и водовозами вокруг нее. Большая Серпуховская улица — центр района, где я провел свое детство до шестнадцати лет. Скоро казармы — цель нашего путешествия.

17 августа

Вот мы и в Москве, в 3-й Московской школе для подготовки офицеров в военное время. Так именуется наша школа прапорщиков. Расположена она в Александровских казармах у Серпуховской заставы. Казармы в мирное время занимались гренадерскими полками: Киевским (красный околыш), Таврическим (синий околыш) и батальоном Астраханского (черный околыш). Казармы знакомы мне с детства. Мы жили недалеко от них, и я вместе с такими же мальчишками часто бывал в них, солдаты играли с нами, угощали крутым и, как нам казалось, очень вкусным солдатским хлебом и квасом, отдававшим в нос. Здесь я впервые ездил верхом на настоящей живой оседланной лошади, конечно, шагом или тихой рысью. Счастливое было время! И вот я снова в этих казармах и уже сам в ближайшие месяцы буду офицером. Я, Малышев, Алякринский — в первой роте, Ваня — в первом взводе, Гриша — в третьем, я — в четвертом, вторым номером. Наш командир взвода капитан Рубцов, уже пожилой человек лет сорока пяти, очень славный, простой, обращается с нами, как с сыновьями, но требователен во всем, что касается службы. Между прочим, он рассказывал о своей жизни. Его отец, тоже офицер, вышел в отставку подполковником. Жили они бедно, на маленькую пенсию отца, мать подрабатывала как портниха, но мало, так как семья состояла из семи человек. Учился Рубцов бесплатно в кадетском корпусе, кончил военное училище. Протекции не было, средств тоже. Получил назначение в Полоцк, тянул лямку, штабс-капитаном служил восемь лет, ожидая вакансии. Капитаном уже десять лет. В боях 1914 года был тяжело ранен, долго лечился, теперь хромает. Да, невесела жизнь офицера без средств и связей.

Командир роты у нас — подполковник Иващенко, награжденный золотым оружием, тоже хромает, и левая рука у него на черной перевязи.

Начальник школы полковник Дрейер тоже был тяжело ранен. В общем, все офицеры школы из числа раненых, а командир второй роты капитан Чайко, награжденный орденом Святого Георгия, золотым оружием, французским орденом Почетного легиона и каким-то английским, — герой из героев, кроме того, что тяжело ранен, был тяжело отравлен газами. Лицо у него подергивается, он часто глухо и надрывно кашляет, тогда его лицо делается багровым. Чайко — очень хороший человек, так говорят о нем ребята из второй роты, но тяжело болен, перемогается. Все его жалеют и относятся к нему почтительно.

Разместились мы на койках. Помощник командира взвода, отделенные командиры — из нас же, подпрапорщики.

Кормят неплохо, сытно и даже разнообразно: щи или суп, котлеты или тушеное мясо, форшмак, кисель или компот — это обед. Завтрак и ужин из одного второго блюда и чая. Первого блюда — сколько хочешь. Стол — на двадцать человек. Первое солдаты-официанты разносят в суповых чашах, второе — персонально.

Кто желает чего-либо более изысканного, к его услугам лавочка, имеющаяся в каждой роте. Там можно приобрести сыр, масло, колбасу, ветчину, пирожные, горячий кофе, лимонад, конфеты и многое другое. В лавочке стоит несколько столов, по вечерам там настоящий клуб, где передают последние новости, обмениваются впечатлениями и уже строят планы на будущее.

Для вечерних занятий в спальнях стоят длинные черные столы, за которыми можно сидеть до отбоя.

Школа большая, в каждой роте по двести восемьдесят человек, но суеты, скученности не видно: чистота и порядок.

Позавчера было приказано одеться, как полагается в школе. Однако выданное обмундирование нам не понравилось. Но наши артиллерийские длинные шинели, которые сослужили нам хорошую службу — шинель под себя, шинель под голову и шинелью покрываюсь — здесь не пригодны. Пришлось своих заслуженных друзей сменить на более короткие и удобные школьные.

Теперь жду выходного дня: в Москве учатся две мои милые землячки, две Маруси — Царева и Бухтоярова. Их я и намерен посетить.

22 сентября

Второй месяц учимся в школе. Науки меня особенно не затрудняют. Некоторые сомнения внушает лишь тактика. Правда, балл по ней у меня не меньше десяти, но я, откровенно говоря, не все понимал, что твердо и уверенно отвечал.

Благодаря отличной памяти я знал наизусть Полевой устав и Наставление для действий пехоты в бою. Но ведь это еще не тактика. Что же она из себя представляет, я так и не уяснил. Может быть, это потому, что нас не учили здесь размышлять и находить ответ на вопрос, почему нужно делать так, а не иначе? Возможно! Я обычно думаю только о том, как делать, а вот почему нужно именно так делать, я сам не нашел ответа, и не помогли мне в этом мои товарищи пехотинцы, бывавшие в боях. Помощник командира взвода подпрапорщик Салищев ответил мне так:

— Вы за свои ответы получаете отличные отметки, значит, действуете правильно, по уставу. А зачем вам знать, почему нужно делать именно так, а не иначе? Это беллетристика. Рекомендую ею не заниматься: вредно для желудка.

А спросить штабс-капитана Бородаевского, нашего преподавателя тактики, я не решаюсь: мне не хотелось бы упасть в его мнении.

В общем, нас натаскивают добросовестно и умело. Пожалуй, большего ничего и не сделаешь за три месяца. Во всяком случае, развивать наше мышление, учить самостоятельно находить ответы на разные «почему» у нашего начальства времени нет, и ставить это ему в вину не приходится.

Сегодня мы кутили. Ерофеев, один из моих новых приятелей по взводу, москвич, предложил:

— Давайте, господа, закатимся сегодня к «Мартьянычу», пообедаем по-русски, а то у меня от нашей кухни уже зуд в спине начинается.

Мы согласились, когда узнали, что пиршество больше трех-четырех рублей стоить не будет.

«Мартьяныч» — популярный в Москве ресторан из нефешенебельных. Кормят у него отлично и сравнительно недорого. Находится ресторан в подвале Верхних торговых рядов, вход прямо от памятника Минину и Пожарскому, через центральный подъезд.