В 1928—1929 годах «за участие в антипартийной группировке Султан-Галиева» был исключён из партии ряд руководящих работников Татарской АССР и Крымской АССР. «Султан-галиевцы» были обвинены в связях с пантюркистским движением за рубежом и даже с генеральными штабами некоторых зарубежных стран. В редакционной статье «Правды», бившей тревогу по поводу «активности и консолидации сил буржуазно-националистического фронта», говорилось об «эволюции султан-галиевщины в сторону открытой контрреволюции» [630].

В 1930 году коллегия ОГПУ осудила Султан-Галиева и ещё 20 «участников его контрреволюционной организации» к высшей мере наказания, которая была затем заменена заключением в концлагеря сроком на 10 лет. В 1934 году Султан-Галиев был освобожден, но в 1937 году вновь арестован и в 1940 году расстрелян. Такая же участь постигла большинство лиц, привлекавшихся по этому делу в конце 20-х — начале 30-х годов.

В 1930—1931 годах волна репрессий против «национал-уклонистов» прокатилась по Белоруссии, где были арестованы один из секретарей ЦК, несколько наркомов и другие руководящие работники республики. Им вменялась в вину связь с организацией «Союз освобождения Белоруссии», по делу которой было осуждено 86 деятелей белорусской науки и культуры.

Толчок репрессиям в Казахстане был дан телеграммой Сталина секретарю Казахского крайкома Мирзояну, требовавшей «сосредоточить огонь против казахского национализма и уклонов к нему» [631].

На XVII съезде ВКП(б) Ярославский сообщил, что со времени предыдущего съезда только в 13 республиканских, краевых и областных организациях было исключено из партии за «националистические уклоны» 799 человек [632]. Основная часть из них пала на Украину, где, по словам Сталина, националистический уклон разросся до государственной опасности и «сомкнулся с интервенционистами» [633]. В резолюции XII съезда компартии Украины (январь 1934 года) подчёркивалось, что, наряду с разгромом националистических организаций, стремившихся отторгнуть Украину от Советского Союза, КП(б)У разгромила «националистический уклон, возглавляемый Скрыпником, уклон, который облегчал и помогал деятельности контрреволюционных националистов» [634]. Сам Скрыпник — один из старейших большевиков, член ЦК ВКП(б), заместитель председателя Совнаркома Украины, в результате обрушившейся на него травли 7 июля 1933 года застрелился.

В январе 1934 года в Москве был арестован заместитель председателя бюджетной комиссии ЦИК СССР М. Н. Полоз, работавший в 20-е годы полпредом УССР в Москве, председателем Госплана и наркомом финансов УССР. В рапорте о проведении обыска в квартире Полоза, направленном начальнику секретно-политического отдела ОГПУ Молчанову, в частности, сообщалось: «Обращает внимание отсутствие портрета И. В. Сталина и в то же время наличие значительного числа фотоснимков националистических вождей Украины и портрета Скрыпника — личного подарка Полозу». Полоз был обвинён в участии в «Украинской военной организации», подготовке вооружённого восстания и террористических актов против Сталина, Постышева и председателя ОГПУ УССР Балицкого. 4 апреля 1934 года он был осуждён к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком на 10 лет, а 9 октября 1937 года приговорен к расстрелу в числе 134 «украинских буржуазных националистов» [635].

В докладе под названием «Цветёт и крепнет индустриально-колхозная Украина» секретарь ЦК КП(б)У Постышев называл 1933 год годом «разгрома националистических, петлюровских и других классово враждебных элементов», а 1934 год — «годом разоблачения более тонко законспирированных и замаскированных националистов и троцкистов, годом добивания остатков разгромленного классового врага» [636]. К таким «остаткам» были отнесены многие партийные и научные работники, деятели народного образования, литературы и искусства. На одном из писательских собраний Постышев обвинил ряд известных украинских писателей в том, что «от борьбы против социалистического строительства художественными образами они перешли к борьбе обрезами, наганом» [637].

В 30-е годы в ряде национальных республик (на Украине, Северном Кавказе, в Средней Азии) действительно существовали антисоветские националистические организации. Зачастую в своей деятельности они пытались не без успеха опереться на протест крестьянства против насильственной коллективизации. Многие антиколхозные выступления на Украине и в Средней Азии проходили под национал-сепаратистскими лозунгами. Однако ОГПУ не ограничивалось борьбой с антисоветскими силами (например, с басмачеством), а, подчиняясь требованиям Сталина, конструировало мнимые связи таких сил с коммунистами союзных и автономных республик, недовольными великодержавными тенденциями в культурной и кадровой политике.

Репрессии против партийных работников и интеллигенции коренных национальностей не уменьшали, а умножали число носителей сепаратистско-националистических настроений. Истребление старых большевистских кадров и массовое озлобление сталинскими репрессиями явились важными факторами, облегчившими националистическим элементам сколачивание коллаборационистских формирований на Украине, Северном Кавказе и в Прибалтике в годы войны, террористических банд в Литве и на Западной Украине в послевоенные годы.

Свирепость расправ с коммунистами коренной национальности отражала издавна присущее Сталину недоверчивое, недоброжелательное отношение к «инородцам». Хотя сам Сталин ни разу не позволил себе выступить с каким-либо публичным заявлением в этом духе, ряд мемуаристов сообщают на этот счёт достаточно выразительные свидетельства. Так, Хрущёв вспоминал, каким моральным ударом для него явилась случайно услышанная им оскорбительная реплика Сталина (в разговоре с Кировым), прямо касавшаяся национальности латыша — одного из руководителей ленинградской партийной организации. Как справедливо замечал Хрущёв, в большевистской среде «вообще не было тогда деления людей по национальностям. Деление было по преданности делу: за революцию или против? Это было главным. Потом уже стало нас разъедать мелкобуржуазное отношение к людям: а какой нации?» [638]. Поэтому брошенные мимоходом сталинские слова, унижавшие национальное достоинство коммуниста, по словам Хрущёва, на всю жизнь остались осколком в его памяти.