Оркестры перестроились, застыли напротив трибун. Их было очень много, и пеших, и конных — целый полк музыкантов. Сверкали на солнце начищенная медь и серебро легких корнетов, тяжелых змееподобных басов.

Вдали колыхнулось и тронулось вперед широкое, необъятное море. Лихо зазвенела медь, запело серебро, загудели барабаны, отмечая ритм надвигающегося людского прибоя ровными вздохами: ах-ах-ах-ах.

Впереди войск шел командующий округом Якир. Он пытался пройти четким строевым шагом. Но это был шаг интеллигента, а не шаг солдата.

За ним следовал еще более высокий, более стройный и более плечистый Иван Дубовой. Он не думал о своем шаге. И это не был шаг интеллигента. Это был шаг воина.

Затем шел Туровский. И чувствовалось, что дается он, этот марш, ему нелегко. То ли дело передвигать на картах корпуса и армии!

Впереди Житомирского корпуса, шедшего головным, лихо отпечатывал шаг огромный, с красивым, мужественным лицом Антонюк.

За ним стремилась вперед дивизия, имя которой обессмертил легендарный Николай Щорс. После Щорса ее возглавил выдающийся герой гражданской войны потомственный шахтер Иван Дубовой. Боевые знамена богунцев и таращанцев развевались над славными полками молодой Богунии и молодой Таращи.

Колыхались и сверкали на солнце острые штыки. Твердо отбивался шаг. В такт шагу плыли вперед крепкие молодые плечи. Опаленные походами лица и острый взгляд зорких глаз повернуты к трибунам. Воины ждут одного жеста, чтобы залить все поле могучим, упругим «ура!».

Грозно гремели трубы и рокотал барабан.

Шли полки за полками, дивизии за дивизиями. Крепкие, могучие, сильные — славная молодежь Украины, Дона, Кавказа, Сибири, — пришедшие сюда, к Днепру, с берегов Волги, Дона, Кубани, Камы и Иртыша.

Прошла Овручская дивизия, недавно переброшенная о Кавказа. У всех широкие плечи, тонкая, затянутая узким поясом, талия и мягкая, словно кошачья, поступь.

Все полки этой дивизии не прошли, а словно прокрались чутким движением рыси, готовой в миг совершить свой быстрый прыжок. Это были дети непобедимых пластунов, вскормленные Кубанью и Тереком. Их командиры носили пушистые бараньи кубанки.

Гермониус шел впереди винницких полков, широко расправив скобелевскую бороду. Он чувствовал, что на него глядит весь мир. Он знал, что пражские гости, вернувшись домой, доложат отцу-белогвардейцу, как прошел на киевском параде его сын-большевик.

Затем появились бойцы не виданного до сих пор рода войск. Все воины в синих комбинезонах, васильковых шлемах, с парашютами за спиной и автоматами на груди. Не рота, не батальон, не полк. Целая дивизия! Парашютисты шли легко, плавно, порывисто, словно плыли по воздуху, с которым сроднился их молодой, отважный дух.

В их ряды ворвался яркий дождь цветов. Кто-то зааплодировал, и в шуме аплодисментов, в несмолкаемом гуле «ура!», в звуках бодрого марша прошла дивизия воздушной пехоты.

Седой трубач, тот самый, что своей трубой служил еще дяде царя Николаю Николаевичу, высоко вскинув серебряную сигналку, затрубил: «Рысью размашистой, но не распущенной — для сбережения коней»...

Где-то далеко отозвался, как эхо, повторный сигнал командующего кавалерией. Музыка перешла на быстрый и звонкий кавалерийский марш. Тот самый, под который всегда парадировала конница на Красной площади у седого Кремля, перед гранитом Мавзолея В. И. Ленина.

Нарастал густой гулкий топот. Переливаясь вороными телами, показался во взводной колонне головной полк конницы. Тяжелое алое знамя накрыло большое тело знаменщика.

Впереди кавалерии шел Тимошенко. А за ним дивизии украинской конницы.

За корпусом Котовского промчался корпус червонного казачества Демичева с его проскуровскими, тульчинскими и каменец-подольскими полками. Затем шел Григорьев, приведший свои конные полки из Шепетовки, Славуты, Изяславля, Старо-Константинова.

Мимо трибун пронеслись тридцать шесть кавалерийских, девять артиллерийских, девять танковых — пятьдесят четыре полка трех конных корпусов. А конная армия Буденного имела всего лишь двадцать шесть полков.

Так ответили большевики на угрозы германских фашистов. Но это был один лишь «кавалерийский» ответ.

Во главе танковых войск двигался «Князь Серебряный» — Игнатов. За ним — командир танкового корпуса Борисенко.

Сотни танков с наглухо закрытыми башнями прошли мимо трибун, вздымая тучи песка. За ними плыли тяжелые, словно двухэтажные, с мягким шелестом ажурных гусениц танки Богдана Петрицы. Грозно пронеслась артиллерия, и в холодном, осеннем небе показались эскадрильи самолетов.

Когда хвост армии достиг трибун, ее голова уже двигалась между шпалерами ликующего народа по праздничным улицам Киева. Охапки цветов летели в гущу войск, и молодые воины шли под аркой из живых цветов, как их отцы — под триумфальными арками славы.