Шрифт:
— Прекрасно!
Собачонки тявкали около нее.
— Их лучше взять с собой, правда?
Фредерик сам отнес их в экипаж. Это была наемная карета, запряженная парой почтовых лошадей, с форейтором; на запятках стоял лакей Фредерика. Капитанша была, видимо, довольна его предупредительностью; не успела она усесться в карету, как спросила, бывал ли он в последнее время у Арну.
— Целый месяц не был, — сказал Фредерик.
— А я встретила его третьего дня, он даже хотел сегодня приехать. Но у него всякие неприятности, опять какой-то процесс, уж не знаю, что там такое. Вот странный!
— Да! Очень странный! — Фредерик прибавил равнодушно: — А кстати, вы все еще видаетесь… как его зовут? С этим бывшим певцом… Дельмаром?
Она сухо ответила:
— Нет! С этим кончено!
Итак, разрыв не подлежал сомнению. У Фредерика возникла надежда.
Они шагом проехали квартал Брэда; на улицах, по случаю воскресенья, было безлюдно, в окнах показывались лица обывателей. Экипаж покатил быстрее; заслышав стук колес, прохожие оборачивались; блестела кожа откинутого верха; слуга выгибал стан, а собачонки напоминали две горностаевые муфты, положенные на подушки одна подле другой. Фредерик покачивался на сиденье, Капитанша с улыбкой поворачивала голову то направо, то налево.
Ее шляпка из соломки, отливавшей перламутром, была обшита черным кружевом. Капюшон ее бурнуса развевался на ветру, а от солнца она закрывалась лиловым атласным зонтиком, островерхим, как кровля пагоды.
— Что за прелесть эти пальчики! — сказал Фредерик, тихонько взяв другую ее руку, левую, украшенную золотым браслетом в виде цепочки. — Ах, премилая вещица! Откуда она у вас?
— О! Она у меня давно, — ответила Капитанша.
Молодой человек ничего не возразил на лицемерные слова.
Он предпочел «воспользоваться случаем». И, все еще держа кисть ее руки, он прильнул к ней губами между перчаткой и рукавом.
— Перестаньте, нас увидят!
— Ну так что же?
Проехав площадь Согласия, они свернули на набережную Конферанс, а потом на набережную Бийи, где в одном из садов заметили кедр. Розанетта думала, что Ливан находится в Китае; она сама засмеялась над своим невежеством и попросила Фредерика давать ей уроки географии. Потом, оставив справа Трокадеро, переехали Иенский мост и наконец остановились среди Марсова поля, рядом с другими экипажами, уже стоявшими перед ипподромом.
Неровную поверхность поля усеял простой люд. Любопытные устроились на балконе Военного училища, а оба павильона за весами для жокеев, две трибуны в кругу и третью против королевской ложи заполнила нарядная публика, которая, судя по манере себя держать, почтительно относилась к этому, еще новому, роду развлечений. Публика скачек, в ту пору более своеобразная, имела и облик менее вульгарный; то были времена штрипок, бархатных воротников и белых перчаток. Дамы в ярких платьях с длинными талиями, расположившиеся на скамейках трибуны, напоминали огромный цветник, на фоне которого темными пятнышками то тут, то там выступали костюмы мужчин. Но все взгляды были направлены на знаменитого алжирца Бу-Маза, [138] невозмутимо сидевшего между двумя офицерами генерального штаба в одной из отдельных лож. Зрители на трибуне Жокей-клуба были сплошь важные господа.
138
Стр. 501. Бу-Маза (род. в 1820 г.) — один из арабских вождей, оказывавших упорное сопротивление французской армии в Алжире. Однако, благодаря соперничеству с эмиром Абд эль-Кадиром, в 1845 г. Бу-Маза сдался французам, был торжественно препровожден в Париж и там окружен роскошью и почетом.
Самые восторженные любители поместились внизу, у скакового круга, обнесенного двумя рядами столбов с протянутыми на них веревками; внутри огромного овала, образуемого ими, орали торговцы напитками, другие продавали программы скачек, третьи — сигары; гул не утихал; взад и вперед сновали полицейские; колокол, висевший на столбе, покрытом цифрами, зазвонил. Появилось пять лошадей, и публика уже заняла свои места.
А меж тем тяжелые тучи задевали своими завитками верхушки вязов. Розанетта боялась дождя.
— Я захватил зонтики, — сказал Фредерик. — Да и всякую всячину, чтобы позабавиться, — проронил он, приподнимая переднее сиденье, под которым была корзинка с закусками.
— Браво! Мы друг друга понимаем!
— И будем еще лучше понимать, не правда ли?
— Возможно! — сказала она, краснея.
Жокеи в шелковых куртках старались выровнять в линию своих лошадей, обеими руками сдерживали их. Кто-то опустил красный флаг. Тогда все пятеро, склонившись над гривами, тронулись. Сперва они шли вровень друг с другом, сплоченным строем; но вскоре цепь удлинилась, перервалась; жокей, на котором был желтый камзол, в середине первого круга чуть было не упал; долгое время Филли и Тиби шли впереди, не отставая друг от друга; потом их догнал Том Пус, но Клабстик, с самого начала шедший сзади, обскакал их всех и пришел первым, опередив сэра Чарльза на два корпуса. Это была неожиданность; в публике кричали; дощатые помосты дрожали от топота ног.
— Тут весело! — сказала Капитанша. — Я люблю тебя, милый!
Фредерик больше не сомневался в успехе; ведь слова Розанетты были подтверждением.
Шагах в ста от него в двухместном кабриолете появилась дама. Она высовывалась, потом быстро откидывалась назад, это повторилось несколько раз; Фредерик не мог разглядеть ее лица. У него мелькнуло подозрение — показалось, что это г-жа Арну. Но нет, не может быть! К чему бы ей приезжать сюда?
Он вышел из экипажа под предлогом, будто хочет посмотреть на весы.