— И он подросток или мужчина некрепкого телосложения. Так?

— Предположительно, да.

— А тот, кто сумел подкрасться к опытному Титусу и нанести ему практически смертельный удар, не подходит под ваш портрет.

— Не подходит, — вздохнул доктор.

— Вывод?

— Вы же сыщик, а не я!

— Вывод тот, что их двое. И они могут быть как связаны между собой, так и совершенно не связаны.

Собеседники расстались по-дружески. Захарьин обещал сообщать Алексею все, что сумеет узнать по интересующему его делу. И вообще, поняв, что за поиски маньяка взялся серьезный человек, уездный доктор как-то повеселел…

А Лыков вернулся домой задумчивый. Подросток или субтильный мужчина… Возможно, старик… Это как? Прожил век с такой червоточиной в душе, и никто его не раскусил? Невозможно. Бок о бок с людьми, много лет. Кто-то да заметил. Но молчит. Полицию на Руси не любят. Где могут, стараются обойтись без нее. Опять же город маленький, узнают, сочтут за наговор. Надо зайти завтра к Рукавицыну, потолковать с ним. Пусть порасспросит обывателей по-свойски. Ему скажут такое, что Лыкову или судебному следователю не сообщат никогда.

Теперь второй. Уж этот точно не подросток! К Титусу суметь подкрасться… Лыков залез к Яну в стол и нашел упомянутую им записку. На четвертушке простой почтовой бумаги было написано аккуратным, типично писарским почерком: «Если хотите узнать важное, приходите сегодня в полночь в конец Солдатской улицы где бараки для ратников. Только один и возьмите двадцать рублей за что сообщу». Вот и первая улика! Начертание букв казенное, без видимых индивидуальных особенностей. Но завитушки в букве «в» любопытные, и «р» сильно сплюснута; пригодится в розыске.

Наконец, умывшись и собрав гостинцы, Лыков оправился в Нефедьевку. Экипаж Титус обновил. Легкую стальную пролетку, сработанную в Варшаве, споро тащили две гнедые башкирки. На козлах восседал кучер Сазонт Сазонтыч, катавший еще Варенькиного деда. Сама Варвара Александровна сидела рядом с мужем, прижимаясь к его могучему плечу; напротив примостилась Груша.

Нефедьевка расположена всего в восьми верстах от уездного города. Ничего себе имение! 30 000 десятин строевого леса, 1700 — пашни и усадебной земли, 2100 десятин выгону и почти 6000 сенокосу (чистого, мокрого и с кустарником). Дача имеет форму большой, вытянутой с запада на восток трапеции. Широкий конец этой трапеции примыкает к лесной речке Наврас, а узкий выходит к устью другой местной речки, Лапшанги, у впадения ее в Ветлугу. По границам владений расставлено шесть кордонов, в каждом проживают по два объездчика (женатые — с семьями). Объездчики на крепких конях и хорошо вооружены. Их главная задача — недопущение порубок, но плюсом еще надзор за состоянием фонда. Титус успел создать целую службу, новую для уезда. Он назвал ее несколько претенциозно: «отделение по воспроизводству леса». Артель вольнонаемных мужиков во главе с опытным лесоводом занимается теперь выращиванием саженцев и их посадкой. Кроме того, зимние вырубки упорядочены и наносят минимальный ущерб природе. Все это Ян успел сделать всего за два года!

На высоком берегу Лапшанги, с видом на пойму Ветлуги, стоит обширная барская усадьба. Главный дом в 18 комнат подремонтировали, покрыли крышу оцинкованным железом и заново выложили все печи. Рядом с ним расположены службы: баня, прачечная, летняя кухня, конюшня, дровник, казарма для прислуги, гостевой флигель. Особняком поставлен дом управляющего. Все это окружено парком, спускающимся к реке. Парк запущен, но еще красив; Титус грозился заняться им, однако руки пока не дошли. Наконец внизу, у реки, поставлены лодочная пристань и лесопильный завод; особняком огорожены две купальни.

В двух верстах выше по течению Лапшанги раскинулась бывшая крепостная деревня. Она тоже именуется Нефедьевкой. Чтобы не путать ее с поместьем, последнее поэтому чаще называют Нефедьевская дача. Отношения с мужиками выстроены деловые, а потому хорошие. Дача круглый год дает работу, кроме того, дозволяется брать лес на нужды общества. Если еще построить новый каменный храм вместо обветшалого деревянного, так и совсем славно станет…

Через полчаса пути пролетка остановилась перед главным домом. Лыков первым делом побежал отыскивать детей. Павлука и Николка обнаружились в беседке на угоре [25] реки. Они весело сражались игрушечными кинжалами, год назад привезенными отцом из Дагестана. Рядом в песочнице играли в мирные куличики дочери Титуса. Поблизости стоял Степан Окуньков и внимательно — вот молодец — за всем наблюдал.

Завидев папашу, юные абреки побросали кинжалы и кинулись в его объятия. Павлука, как более бойкий, мигом вскарабкался отцу на шею, Николку пришлось взять на руки. Больше часа Лыковы всем семейством шатались по имению: Варенька показывала мужу сделанные Титусом улучшения. Груша тем временем успела распорядиться, чтобы для прибывшего хозяина натопили баню.

Потом был обед. Наевшись досыта, Брюшкин и Чунеев уснули. Алексей же вызвал в кабинет Окунькова и имел с ним долгий разговор. Сначала он одобрил, как Степан бдительно надзирает за детьми, затем велел этот надзор еще усилить.

— Сам видишь — кто-то пытался убить Яна Францевича. Тебя одного может не хватить, особенно если пойдете в лес или на рыбалку. Сними с кордона двух лучших объездчиков. Когда ты станешь выезжать в город, пусть стерегут детей.

— Зачем же мне выезжать в город?

— Скоро туда тайно прибудет мой помощник, бывший сыщик Петр Форосков. Ты будешь у нас на связи.

— Ага… Вы решили споймать того злодея!

— Конечно. Я получил отпуск на два месяца. Поселюсь в городе и начну там землю рыть. Ты останешься здесь старшим над прислугой. Когда понадобишься — вызову. Вот, возьми, и без него теперь ни шагу.