Не в силах сдержать нервную дрожь, Мей боролась с накатившим отвращением. Энтони заглядывался на чужую невесту! Нет, быть этого не может. Энтони — человек чести… Но ведь говорят, что любовь не выбирает! А еще: «В любви, как на войне, все средства хороши». Страсть настигает человека подобно предательскому удару из-за угла, лишает рассудка, заставляет поступать вопреки жизненным принципам.

Мей похолодела. Выходит, Энтони ее беззастенчиво использует — точно так же, как прежде мать Ребекки. Видит в ней удобную замену, своего рода суррогат, позволяющий хоть на минуту забыть о прекрасной, недоступной Корал. Мей поморщилась, словно от боли, — даже Барделлу не удавалось так ее унизить! Теперь понятно, почему мать Бекки ушла от него.

— Энтони, я должна тебе кое-что сказать, — произнесла она решительно. — Одну очень простую вещь.

В ее голосе звенела неподдельная горечь. Ну, можно ли быть такой легковерной? Купиться на комплименты, на влюбленный взгляд, на дурманяще ласковые прикосновения…

На мгновение она поверила, что Энтони разделяет ее чувства. А он… лаская ее, любуясь ею, представлял лицо другой женщины, вспоминал другой аромат, плавные округлости другого тела…

— Как ты посмел! — негодующе воскликнула Мей, внезапно теряя самообладание: да тут и святая из себя выйдет! — Да, тебе плохо. Да, ты пережил трагедию. Но это не значит, что в качестве терапевтического средства можно использовать меня!

— Что за вздор ты несешь? — рявкнул Энтони, испепеляя ее взглядом.

— Я хочу сказать, что никогда больше, слышишь, никогда не позволю воспринимать себя как вещь, как объект сексуального вожделения! — бушевала Мей. — Ни тебе, ни любому другому мужчине, так и знай!

— Объект сексуального вожделения, говоришь? А я для тебя кто? — гневно возразил Энтони. — Может, ты словно по волшебству влюбилась в меня до самозабвения? — Опершись руками о стол, он угрожающе приподнялся. — Или тебе вдруг понадобилось удовлетворить самую что ни на есть примитивную, животную потребность? Не в том ли самом ты обвиняешь меня?

— Это несправедливо! — вскричала Мей, заливаясь краской.

— Еще как справедливо! Тебя влекло ко мне с неменьшей силой, чем меня — к тебе! — Энтони выпрямился во весь рост. Лицо его потемнело от гнева, в серых глазах застыло осуждение. — Так что, милая моя Мей, — продолжил он, — как ни странно, я тоже совершенно не хочу быть вещью. И объектом сексуального вожделения тем более. Я вовсе не желаю, чтобы женщина воспринимала меня как секс-машину, только потому, что заскучала по бурным постельным эскападам со своим бывшим дружком!

— Но это не так! — задохнулась Мей.

Энтони остановил на ней долгий, внимательный взгляд.

— А как? Может, я для тебя нечто вроде эмоционального допинга?

Мей понурилась. Надо выбирать между гордостью и правдой. Можно промолчать, можно перейти в контрнаступление…

— Это ты по себе судишь? — ответила она вопросом на вопрос.

— Думай как знаешь, — парировал Энтони.

— Вот я и думаю. Ты до сих пор оплакиваешь Корал. Но в то же время ты стосковался по сексу, по теплу и ласке, поэтому тебя ко мне и потянуло… Тебе не хватает женщины. — Голос Мей дрожал от обиды и гнева. — Так сходи в бордель. А со мною руки изволь не распускать!

Энтони глубоко, прерывисто вздохнул.

— А если вдруг не удержусь? — предположил он.

— Да только посмей подойти ко мне!.. — всхлипнула она, боясь разрыдаться.

— Хватит, Мей. Довольно! — отрезал он. — Мы зашли в тупик. Ты явно мне не доверяешь.

— Конечно нет. Тебя это удивляет?

— В таком случае, выход один: тебе пора уезжать. Мы только что наглядно доказали, что наше совместное житье под одной крышей добром не кончится.

Мей оторопела. Ощущение было такое, словно земля уплывает у нее из-под ног.

— У-уезжать? — пролепетала она.

— Так будет лучше всего, — хрипло отозвался Энтони. — Зачем усложнять себе жизнь? Ты уедешь, и проблема отпадет сама собою. Мне не придется ежесекундно себя контролировать. — Он окинул ее задумчивым, оценивающим взглядом. — А позже, когда Ник вернется домой, самые худшие проявления его недуга никак тебя не затронут.

— О чем это ты? — насторожилась Мей.

Лицо Энтони превратилось в каменную маску. Прислонившись к стене, он, с видом независимым и равнодушным, скрестил руки на груди. Можно было подумать, чувства гостьи нимало его не волнуют.

— Мей, пойми: выздороветь Нику не суждено. С каждым днем состояние его будет ухудшаться. Ты способна посмотреть в лицо горькой правде?

Она призвала на помощь все свое самообладание и храбро ответила:

— Кажется, иного выхода у меня нет.

— Я налью тебе бренди.

Энтони исчез за дверью. А Мей осталась сидеть на прежнем месте, дрожа как осиновый лист. Нервы, похоже, превратились в ничто, к горлу волнами подступала тошнота.

— Пей!

В руку ей едва ли не насильно всунули бокал с бренди. Не двинувшись, не пошевелившись, она отрешенно глядела на темную жидкость. Энтони пришлось забрать бокал из безвольных пальцев и поднести его к губам Мей.