Шрифт:
Комитет начальников штабов США пришел к выводу, что в результате воздушного налета на СССР потеряют по меньшей мере 55 %. А также не смогут обеспечить противовоздушную оборону территорий США и Аляски. Поэтому вопрос о превентивной атаке в 1949-м, потом в 1950 году, был перенесен на 1 января 1957 года. Потом появилась надежда—водородная бомба, но и она потерпела фиаско. Началась гонка вооружений...
Новый этап связи с НТС начался с моего ответа на вопрос Околовича, что мне известно о ядерных испытаниях.
Меня тут же познакомили с профессором-атомщиком. Встреча состоялась в Ленинской библиотеке, в отделе, куда пускали далеко не всех. Этот симпатичный ученый в течение добрых двух часов популярно изложил суть об испытаниях и действии атомной бомбы.
На другой же день было отправлено мое письмо:
«Профессор Л. — физик, близко знаком с ведущими атомщиками, близок к академику К., поскольку сам работал в Научно-Техническом Совете по атомной линии. Оттуда его убрали, как он считает, по национальным признакам—он еврей. Причина тому, по мнению Л., секретный меморандум Аллена Даллеса Гуверу от 12 января 1953 года, в котором предлагается Юбиусу и Этли Розенбергам пообещать снизить меру наказания, если они обратятся к евреям всего мира с призывом выйти из коммунистического движения и всеми силами стремиться его разрушить. Из наших бесед с Л. я заключил следующее: развитие атомной энергии происходит бурными темпами, в данный момент атомщики весьма озабочены подысканием места для проведения экспериментов. Теперь, по его словам, даже Казахстан с его громадной территорией уже не может по своей площади удовлетворить требований всех видов испытаний. Отсюда вывод: территория Казахстана—одно из мест испытаний атомной бомбы. Вот что я могу ответить на интересующий тебя вопрос. Должен еще сказать, что профессор JI . — человек осведомленный и серьезный. Кстати, он утверждает, что только в сентябре, октябре и ноябре прошлого года их было несколько... Конец № 7».
Ответ пришел неожиданно быстро, видимо, по дипломатической почте. Письмо гласило:
«Начало. 26 января 55 г. Твои письма 6 и 7, повторяю 6 и 7 получили. За пропавшее письмо не беспокойся, тайнописи никто прочесть не сможет. О нашем гонце не сообщали нигде, тайнопись и адреса не провалены. Перерыв в моих письмах объясняется трудностью опускать их в СССР, так как нужны очень верные люди. Кроме того, я бываю в разъездах, был 3 месяца в США, где искал поддержку.
Привлек к делу переписки с тобой нашего друга по квартире в Бухаресте Мишу, седого и в очках, нашего партнера по преферансу, так что не смущайся изменению почерка.
Повтори пропавшее письмо. Напиши о профессоре JL , откуда он может знать об атомных испытаниях, что он знает еще. Кто он сам, где были испытания, сколько их было.
О туризме здесь только разговоры. Используем, если будет. Попробуй связаться и ты через своих людей. Мы учитываем новое политическое положение, но работу не прекращаем, а усиливаем.
Бури и ураганы уже выдерживаем. Мы все поздравляем тебя с Новым годом и прошедшим праздником Р.Х. Желаем тебе сил для дальнейшей борьбы. Мы все седеем, но молодая смена есть. Целуем и обнимаем тебя. Миша и Жорж.
Конец».
После широко известных провалов англо-американской агентуры НТС Интеллидженс сервис, как более опытный, отказался от сотрудничества с этим Союзом, который перешел на полное иждивение ЦРУ.
В 1963 году Околович был полностью отстранен от участия в работе «закрытого сектора», занимавшегося агентурной работой. Причин было много, не говоря о провалах: уж очень тесно он был связан с английской разведкой, недолюбливал евреев, хорошо разбирался в положении дел и всячески стремился освободиться от диктата. Нашли человека поглупей — Романова- Островского. Он же и возглавил Союз. А Поремскому отвели особую роль—отвлекать внимание общественности от шпионской и диверсионной деятельности НТС и, насколько возможно, доказывать свою полную политическую независимость... А мне сообщили, что я введен в «Руководящий круг».
Ссылаясь на провалы, на бесполезность переписки, с чем соглашались товарищи из КГБ, я писал все реже и реже. Мне хотелось закончить без крови авантюру с НТС и серьезно заняться литературой, покуда переводами.
И Долотуков, и Ефременко, ставший уже полковником, были довольны моими литературными успехами, тем, что оставили в живых, пусть дворянина, но приносящего Родине пользу. И потому согласились подытожить в основном мою связь с НТС, послав в Париж Александру Петровну с группой туристов.
Привожу копию ее доклада в КГБ:
«Выполняя порученное мне задание, по прибытии в Париж (11 авг. 65 г.) вечером связалась по телефону с Франкфуртом. Женщина, назвавшаяся Зинаидой Макаровной, сообщила, что Миши сейчас нет, и просила позвонить утром до 8 часов, когда будет ее сын.
12- го, в 7 утра, к телефону подошел мужчина, назвавшийся Ярославом, и сообщил, что 13-го утром Миша будет ждать в 8 утра около Нотр-Дам. Однако, по моему настоянию, встреча была назначена в холле гостиницы "Франция".
13- го, точно в восемь, пришел Миша. Разговор, "накоротке", состоялся на улице. Было передано письмо, и условились о новой встрече вечером.
Встречали меня двое: Миша и человек, назвавшийся Александром Ивановичем. Прежде всего они сказали, что я могу быть совершенно спокойна, поскольку они установили, что за мной никто не увязался. Мы зашли в соседнее кафе. Миша просил называть его Мишей а меня условились звать Ксенией. Далее Миша сказал, что рад встрече, что они давно меня ждут, но все время очень опасались, как бы поездка не провалилась из-за Володи. Я ответила, что боялась с мужем другого: Брук мог знать нас и выдать. Миша стал уверять, что письмо Володе послано из Москвы и нет никаких причин для беспокойства.