– Че есть, че нада?

– Патроны есть! – хохмили солдаты, сидя верхом на бэтээрах.

– Контрол! – заинтересованно требовали проверки товара пацаны, а чуть позже, видя направленные в их нечистые носы автоматные стволы и осознав шутку, выливали на голову шурави по ведру отсортированных русских матюков.

В команду рассыльных торговых агентов попал и мальчик Султан. Он был шустрым и не раз залезал на броню бронетранспортеров, что мог сделать не каждый (солдаты прогоняли слишком настырных). Юркий, как ящерица, с бугристой остриженной головой, Султан наверняка достиг бы победы в купле-продаже, если бы достаточно хорошо знал язык шурави. Но языка он не знал. Хотя выучить его было просто. Наполовину состоящий из мата – эсперанто военного времени, – он мгновенно был усвоен теми, кто часто сталкивался с русскими. Однако короткая жизнь Султана прошла в постороннем от шоссе кишлаке, а после снаряда, пущенного артиллеристом Шуваевым с перелетом цели в мирный кишлак, мальчик с дедом пас скотину в нелюдимой песчаной степи. Он лишь два раза сравнительно долго видел шурави. Когда те резали ему больную ногу и когда воровали овец. Оба свидания не научили Султана языку. И он день за днем проигрывал торговую войну. А однажды проиграл окончательно.

В тот раз он взобрался на борт бронетранспортера, где полулежал в отдыхе сержант Юрка Макаров, начавший лысеть, несмотря на свои двадцать лет от роду. Юрка лениво полулежал, как удав, и лениво курил сигарету «Памир» под солдатским названием «Нищий в горах» (на сигаретной пачке был изображен одинокий путник с котомкой за плечами на фоне горного хребта). Юрка лениво смотрел на город, лениво следил за карабкающимся на борт Султаном и лениво процедил ему вместе с выплывшим изо рта дымом:

– П’шел нах’ отсюда!

– Че есть, че нада? – тарахтел пацан заученный пароль и продолжал лезть наверх.

– Жопа есть, – все так же лениво вытащил из себя звуки Юрка Макаров.

– Шо-о-опа-а? – загипсовался на месте Султан и, выпучив глаза, стал шарить внутри себя в поисках смысла. Но там, внутри, среди товара, который обычно предлагали на продажу колонники, «шопы» не было. Не было ее и среди ругательств. И Султан, не найдя в себе значения сделки, медленно и угрожающе против возможного обмана предложил проверку качества:

– Кантро-о-ол! – и вперил сверкающие глазенки в черный пух на большом лбу Макарова.

Толпа сопливых бизнесменов вокруг бронетранспортера взорвалась издевательским смехом. Толпа знала качество предложенного товара.

Конкуренты стащили Султана за ноги с борта бэтээра, стали щипать черными ногтями и совать в ребра каменные кулачки. Торжествующие и беспощадные, они после ухода колонны гнали Султана до самого дукана и кричали над его шишковатой головой унизительные клички.

«Самому честному и богатому комерсанту» Махмуду рассказали, как в очередной раз опозорился его человек. Улыбались соседи – владельцы процветающих магазинов. Махмуд налился злой кровью и крикнул Султану подойти поближе. Тот подошел, бережно протягивая руку с пакетом непроданных мандаринов. Махмуд вырвал пакет и махнул мускулистой ногой для пинка Султану. Но тот, как ящерица, вильнул в сторону, и хозяин запустил в воздух свою пыльную туфлю без задника. Сделанная из советского офицерского полуботинка, туфля шлепнулась на дорогу. Махмуд скрипнул зубами и направил электрическую дугу взгляда на своего агента. Султан сжался в точку, располагавшуюся где-то в животе, пожалел, что увильнул от удара, поднял туфлю, принес ее в обеих своих ладонях и обул на коричневую ногу хозяина, как хрустальный башмачок Золушке. Махмуд сжал костлявыми пальцами лысую бугристую голову мальчишки, развернул его спиной к себе и влепил-таки пинка. Султан улетел недалеко, приземлился на колени, встал, боязливо оглянулся на хозяина и пошел к деду, который сидел недалеко в тени, как замшелый камень, и наблюдал «расчет и увольнение с работы» своего внука. Султан сел рядом, положил свое лицо на грудь деда и стал дышать его соленым запахом долго и молча.

Нищета сухой рукой схватила их за горло. Дед и внук бродили по городу, живя подаянием. Султан иногда бегал на позиции русских артиллеристов, когда там раздавали лепешки или вареную рыбу. В дни остановок на батарее автоколонн можно было выпросить сахара и печенья. Султана не прогоняли, потому что он много молчал и не матерился. Это отметил и русский повар. Он стал иногда жалеть мальчика. Но жалость не спасала, а дед просил Аллаха покарать Махмуда-коммерсанта.

Аллах услышал. Он внял дедовым молитвам и напустил на Махмуда человека из отряда инженера Бируни, второй год в кровь спорившего с правительством.

– Ты преуспел, Махмуд, – вежливо говорил посланец инженера Бируни. – Война с «неверными» сделала тебя богатым. Бируни желает тебе успеха в делах и надеется, что твоя скромная помощь ему не отразится на торговле.

– Садись, выпей чаю, отдохни, – дрогнул голосом Махмуд и никак не мог остановить свое сердце, которое быстро падало в глубокую пропасть. – Я давно ждал вестей от Бируни…

Бируни требовалась помощь не только деньгами. Инженер недавно получил из Пакистана пару радиостанций и придумал выстроить линию связи: одну станцию оставить, конечно, у себя в отряде, а другую – в городе, в надежном месте, и через нее получать вести об операциях хадовцев – службы безопасности, очень сильной в городе и провинции. При этом связист в городе не должен все время торчать перед воротами хадовского батальона. Для этого дела следовало найти верного, не вызывающего ни у кого подозрений человека. Он предупреждал бы связиста, а уже тот сообщал в отряд.

«Узнают хадовцы, – подумал дуканщик, – они сожгут волосы на моей бедной голове…» Место для радиостанции, конечно, нашли. Махмуд согласился, чтобы на задворках его дукана изредка работал человек Бируни. Дуканный ряд – место оживленное, и никто не удивится новому покупателю. Вычислил Махмуд и того, кто должен был следить за хадовцами, – его бывший торговый агент Султан. Он будет рад любой работе, лишь бы платили. Пацан целый день слоняется по городу, часто бывает и у русских на батарее, а если в нужное время час-другой проторчит перед зданием госбезопасности и воротами подчиненного ему батальона – вряд ли кто примет его за шпиона.

Цепь замкнулась. Теперь Султан, сбегав на батарею за лепешкой или сахаром и увидев прибывшую на ночлег колонну, мчался в дукан и шептал пахнущему дымом ментоловых сигарет связисту про количество автомобилей и груз. Если у шурави бронетранспортеров сопровождения не было, связист волосатыми пальцами давал Султану сигарету, бумажку небольших денег и приказывал подождать на улице. Султан курил в тени магазина и ждал, что его, и как вчера, и как неделю, и месяц назад, позовут и скажут: «Завтра, после утреннего намаза, смотри за хадовцами!» После сеанса связи с инженером Бируни его звали и говорили: