Длинный подвёл Тимофеева к краю, и у майора перехватило дыхание. Он никогда не боялся высоты, но даже его на какую-то секунду проняло от вида ничем не огороженной пропасти и разгулявшихся далеко внизу волн.

Двое типов прекратили разговор, и тот, который был в лётной куртке, повернулся к Андрею.

– А вот и ваш пилот, – сказал он тому, который держал себя за Аль-Капоне. – Признаёте, суверенный гражданин Туполев, своего солдата?

Туполев окинул майора безразличным взглядом:

– Бросьте, Калашников, к чему этот спектакль? Я не посылал разведчиков. В этом нет никакого смысла – вас видно за две сотни километров. Я ещё пять лет назад на совете у Генерального докладывал, что все эти эксперименты с многополюсными магнитами, полями высокой напряжённости и прочими торсионными генераторами – бредовая и антинаучная затея. Вас там, помнится, не было, но ведь вы наверняка читали протокол…

– Тогда объясните мне, тёмному, – не сдался Калашников, – каким образом на плече у этого пилота появилась метка подчинённости – ваша метка?

– В самом деле? – Туполев снова взглянул на Тимофеева, теперь уже с гораздо большим интересом. – А вы, оказывается, мастак на провокации, Калашников. От вас, честно говоря, не ожидал.

– Это не провокация, – с достоинством отвечал Калашников. – Это правда. Вы можете сколько угодно открещиваться от этого пилота, а он может сколько угодно открещиваться от вас, но Генеральный не поверит в случайное совпадение, когда я покажу ему метку!

Туполев тихо рассмеялся.

– Как вы всё-таки наивны, Калашников, – ответил он, вынув одну руку из кармана и проведя пальцем по полям своей безупречной шляпы. – Генеральный, разумеется, не поверит в «случайное совпадение», но зато он поверит в фальсификацию, которой вы пытаетесь покрыть свои просчёты.

– Умно… – Калашников сплюнул. – Наловчились вы тут, я посмотрю, всё наизнанку выворачивать. Только на этот раз – фиг вам! – он тоже вынул одну руку из кармана, но лишь для того, чтобы продемонстрировать собеседнику внушительную дулю. – Я встречусь с Генеральным и расскажу ему, в какие игры вы у него за спиной играете. Бредовая и антинаучная, говоришь? Да я с этой «антинаучной» Канзас-Сити брал – без единого, между прочим, выстрела.

– Вот и замечательно, – сказал Туполев. – Возвращайтесь к себе, на фронт, и продолжайте в том же духе. А то, я слышал, Тихоокеанская конфедерация опять контрреволюционеров собирает и науськивает…

Калашников набычился ещё больше:

– Я хочу видеть Генерального!

– А вот этого, извините, мы вам не позволим. Незачем вам с Генеральным видеться. И я так считаю, и другие.

Калашников засопел, а потом вдруг крикнул так, чтобы все слышали:

– Вы – убийцы! Вы убили Генерального! И теперь распоряжаетесь вместо него!

Майор Тимофеев кожей почувствовал, как напряглись все вокруг, хватаясь за автоматы и опуская ладони на предохранительные скобы, но Туполев лишь снова рассмеялся.

– Остроумно, – оценил он. – Гораздо остроумнее, чем выдумка с приблудным пилотом. Только выстрел этот вхолостую. Генеральный жив и здравствует. И вы это знаете, и все это знают.

Калашников хлопнул себя по бедру:

– Это ж надо! Вот ведь твари вы какие – окопались тут, разжирели. А мы там кровь проливаем, землю зубами грызём…

– Поздно жаловаться, Калашников, – сказал Туполев. – Вы сами предложили проект освобождения «угнетённых индейских племён». Неужели вы думали, что этим будет заниматься кто-то другой?

– Я не жалуюсь, – проворчал Калашников. – Я просто опасаюсь, что вы ударите мне в спину. В самый критический момент.

– И с этим вы собирались пойти к Генеральному? Со своими подозрениями и прожектами?

– Слушай, ты, расфуфыренный ублюдок, – в голосе Калашникова зазвучала сталь, – ты за кого меня держишь? Я – суверенный гражданин, и я сам буду решать, с чем мне идти к Генеральному.

– Я уже сказал, Калашников, к Генеральному вы попадёте только через мой труп.

– Да будет так, – Калашников резко развернулся на каблуках и зашагал к тамбуру. – Что вы стоите?! – прикрикнул он на своих солдат. – Огонь!

И стоило ему произнести эти слова, как началась такая стрельба, что хоть святых выноси. Тимофеев, не будь дурак, сразу же упал на брюхо, стараясь, насколько это возможно, слиться с покрытием площадки. Рядом тяжело, будто куль с мукой, рухнул высокий. Глаза у него были стеклянные, а из аккуратного отверстия в центре лба толчком выплеснулась кровь. Обидчик Тимофеева ещё немного подёргался и затих.

Автоматные пули рвали воздух над головой, и майор понял, что какая-нибудь, самая шальная из них, обязательно его заденет, а значит, пора уносить ноги. Однако Тимофеев не был самоубийцей, и по доброй воле вряд ли решился бы прыгнуть с площадки вниз. Но тут он увидел, как по рифлёной стальной поверхности катится к нему пехотная осколочная граната с выдернутой чекой, и тело само рванулось прочь, перевалившись через край, за которым открывалась бездна.