Шрифт:
АНЖЕЛИКА. А я бы куда-нибудь уехала бы. На Кавказ какой-нибудь или в Америку какую-нибудь, что ли?
ЕВГЕНИЙ. Ты к чему это?
АНЖЕЛИКА. Так. Уехала бы и всё.
ЕВГЕНИЙ. Ну, рассопатилась. С чего?
Анжелика смотрит в пол, хлюпает носом. Евгений проследил её взгляд, увидел ленточки белые, которые болтаются у него над тапочками.
АНЖЕЛИКА. (Улыбается.) Что это за беленькие веревочки?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Это кальсоны. Ты меня никогда в кальсонах не видела?
АНЖЕЛИКА. Без кальсонов видела. А в кальсонах нет. Ты же всё время бегом-бегом.
ЕВГЕНИЙ. Скоро будет медленно-медленно! (Смеётся.) Когда уже в армии трусы введут, эти вот не сексуальные, с лямочками.
АНЖЕЛИКА. А?
ЕВГЕНИЙ. Не сексуальные, говорю. Мужик должен быть сексуальным, понимаешь?
АНЖЕЛИКА. (В окно.) А то.
ЕВГЕНИЙ. Кальсоны. Ага. Я, вроде «дембель», мог бы и в трусах, а я — как «молодой», в кальсонах. В них теплее. «Стариком» так хорошо быть, чётко вообще. А пока — в кальсонах. «Черпаки» носят тоже трусы. Летом говорят выдадут трусы всем, будет приказ по армии, чтобы все и зимой, и летом — носили трусы. И «салабоны», и «черпаки», и «старики» — все в трусах чтобы ходили, только в трусах, исключительно все.
АНЖЕЛИКА. Слушай, чего ты про эти трусы завёлся, а? Больше сказать нечего?
ЕВГЕНИЙ. А про что сказать? Начинай ты, раз про трусы неинтересно, тоже мне.
АНЖЕЛИКА. Ну, не про трусы же говорить надо? Что-нибудь красивое такое бы. (Смотрит в окно.) Я вот всегда в детстве думала, что дым из печки — это облака. Окна почему как крест на всех домах? Рамы — как крест, а?
ЕВГЕНИЙ. Прямо что. (Лезет целоваться.) А тебе сколько в натуре, я всё не спрошу, а?
АНЖЕЛИКА. (Отвернулась.) Сто, как бабке. Отвали. Уйди уже. Спрашивает, главно, одно и тоже: нитки-иголки, то, да сё. Ну, иди, или сиди, или расскажи что-то.
ЕВГЕНИЙ. Что?
АНЖЕЛИКА. Ну хоть что-то. Про свою прежнюю жизнь расскажи. Про свою будущую. (Говорит: «Будующую».) Расскажи, как мы жить будем, что делать будем. Ой, горе.
ЕВГЕНИЙ. Да что за горе-то? Разгорькалась прямо. Лучше ты скажи: у тебя много парней до меня было?
АНЖЕЛИКА. (Повернулась, смотрит Евгению в глаза.) Опять за рыбу деньги? Я тебе сказала: никого не было. И ты меня взял девушкой, сам знаешь.
ЕВГЕНИЙ. Откуда я знаю, девушка ты была или нет? Легли и поехало. (Смеётся.)
АНЖЕЛИКА. Вот, здрасьте. Ты ж говорил: ты большой специалист по женскому вопросу, что ты — ходок, что у тебя — море их было. Врал?
ЕВГЕНИЙ. Прямо что, море. Одна только была. Тоже в армии. Видишь, как я честно тебе? Там у нас на кухне работает одна тётка такая, средних лет. Она где-то тут живёт, и мы в наряд на ночь ходим как на кухню, так она со всеми спит. Видишь: я честно.
АНЖЕЛИКА. Ну и дальше?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Ну, и дальше. Она всегда всем давала и даёт. А после встаёт, отряхается, красится и говорит: «Спасибо, мальчики, спасибо». Ну, раз её никто не удовлетворяет, тут, в городе, она только солдатам нужна.
АНЖЕЛИКА. Вон как. И ты — с нею?
ЕВГЕНИЙ. Один раз. А потом только всё время с тобой. А что? Я честно сказал — раз, а потом это же так, для организма, это же не всерьёз — два.
АНЖЕЛИКА. Для организма?
ЕВГЕНИЙ. Для организама. (Пауза.) Дак у тебя были до меня?
АНЖЕЛИКА. Иди, а? Организма. Каких-то старух по кухням собирает. Сам взял меня девушкой, а теперь… Ведь видел? Простынь была в крови, я ж показала спецом?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) А я знаю, почему она в крови была?
АНЖЕЛИКА. Ну, спроси у кого-то, кто знает. И всё. Иди.
ЕВГЕНИЙ. Ты чего, приревновала, что ли? Ну, что ты сегодня дерьгаесся?
АНЖЕЛИКА. Иди, устала, «дерьгаесся».
ЕВГЕНИЙ. А играть не будем? Давай, дверь закроем и поиграем быстренько, а?
АНЖЕЛИКА. Ну, прямо что. В другой раз. У меня — «больные дни».
ЕВГЕНИЙ. А это чего такое?
АНЖЕЛИКА. Не знаешь? Ну, спроси у кого-то, кто знает, а я тебе не медицинское училище. Бессовестный ты. Вот как заговорил, видишь? Говорит: не видел простынь, бессовестный. Сам со старухами. (Заплакала.) Насмотрелась я на девушек, что вокруг живут. Вот так же вот их обманывали. (Говорит: «Обманывали».) А потом — кидали.
ЕВГЕНИЙ. Я серьезно. И ты напрасно… Поженимся, да.