Шрифт:
Чиновники в поселениях жили обособленно‚ не смешиваясь с простыми поселенцами‚ устраивали балы‚ создали даже "ривьеру" – место отдыха на берегу озера Хулы‚ по которому катались на лодках; в синагоге Петах–Тиквы они повелели соорудить для себя особую ложу‚ которую жители разгромили в приступе гнева. Чиновники обращались с поселенцами‚ как с батраками‚ диктовали правила частной жизни‚ запрещали собрания на квартирах‚ штрафовали за нарушение внутреннего распорядка‚ сокращали пособия пытавшимся протестовать и безжалостно удаляли из поселений. Жители Рош–Пины по очереди исполняли обязанности слуги при управляющем; в Зихрон–Яакове висело строгое предупреждение: "Поселенец‚ который в двадцать четыре часа не выполнит наши распоряжения‚ будет наказан".
Каждый новый поселенец подписывал обязательство‚ в котором были такие пункты: "запрещается вступать в какую–либо организацию‚ не разрешенную администрацией; запрещается принимать в своем доме чужого человека более чем на сорок восемь часов‚ а также брать наемного работника без письменного согласия управляющего". Ахад га–Ам написал в газете: "Будучи в Ришон ле–Ционе‚ я отправился нанести визит управляющему. В прихожей его дома я застал старейшин поселения‚ которые стояли‚ обнажив головы‚ дожидаясь‚ когда господину вздумается к ним выйти и выслушать их просьбу. В ответ на мой вопрос‚ долго ли они так стоят‚ один из них горько вздохнул: "Так мы стоим восемнадцать лет..." Крепостничество во всем блеске".
Содержание администрации стоило не меньше‚ чем всех поселений‚ а чтобы отчитаться перед бароном‚ чиновники создавали видимость бурной деятельности. В Зихрон–Яакове росли масличные деревья‚ посаженные еще арабами‚ но первый же присланный садовник выкорчевал их и посадил взамен саженцы тутового дерева для разведения шелкопряда. Следующий садовник выкорчевал тутовые деревья и посадил персики; следующий – взамен персиковых деревьев начал разводить такой сорт винограда‚ который на этой земле был подвержен губительному заболеванию. Два года подряд в Зихрон–Яакове рыхлили скалистый грунт для разведения плантации миндаля‚ но затем оказалось‚ что на этом месте дули сильные ветры‚ и миндаль там не созревал. Стоило бы‚ конечно‚ спросить совета у арабов–феллахов или у евреев–старожилов‚ но чиновники никого не спрашивали и тратили впустую огромные суммы денег‚ которые регулярно приходили из Парижа.
Всякая инициатива поселенцев подавлялась. Им не позволяли сеять то‚ что они хотели. Запрещалась любая работа на стороне: "это позорно для чад барона"‚ а если кто–либо тайком уходил на заработки‚ его ловили и штрафовали. Недовольных и бунтовщиков лишали пособия‚ практически обрекая на голод‚ чтобы они смирились и не поднимали больше головы. Один из подопечных писал в Россию: "С нами обращаются‚ как со стадом‚ управляя палкой‚ один конец которой сулит скудный хлеб‚ другой грозит изгнанием... Кнут правит‚ а в душе голод". А врач Гилель Яффе записал в дневнике: "Сколько раз хотелось мне плюнуть в лицо всей этой компании!"
Когда поселенцы начинали бунтовать‚ барон постоянно становился на сторону своей администрации. Так случилось и в Ришон ле–Ционе‚ где жители возмутились действиями местного администратора‚ вызвавшего для их усмирения турецких солдат. Возглавил недовольных Йосеф Файнберг‚ тот самый Файнберг‚ который когда–то приехал в Париж и пробудил у барона интерес к развитию их поселения. Разгневанный Ротшильд спешно приехал в Ришон ле–Цион и предложил Файнбергу немедленно покинуть поселение; "бунты" случались и в других местах‚ – по распоряжению барона самых активных участников вместе с семьями немедленно изгоняли из поселения.
6
Возникает естественный вопрос: знал ли барон о действиях своей администрации? А если знал‚ почему не вмешивался? Одного его распоряжения было бы достаточно‚ чтобы навести порядок и избавиться от бездарных чиновников. Неужели Ротшильд не видел‚ что смелые и принципиальные люди‚ приехавшие для заселения и освоения этой земли‚ под влиянием "системы попечительства" превращались в иждивенцев? Неужели Ротшильд не понимал‚ что его пособия разлагали многих‚ делали их равнодушными и покорными‚ лишь бы не потерять место у кормушки? Даже поговорка появилась с тех пор – "жить за счет барона"‚ то есть получать деньги и ни о чем не думать.
Х. Хисин записывал в дневник в Ришон ле–Ционе: "Исчезла прежняя неугомонная хлопотливость... Всякий стремится лишь побольше забрать‚ постоянно хнычет‚ уверяет каждого встречного‚ что умирает с голоду... "Одной рукой бери‚ другую протягивай"‚ – вот циничный девиз многих... Разве можно сохранить чистые стремления и непорочную душу‚ не оподлиться и остаться порядочным человеком при необходимости постоянно кривить душою‚ льстить‚ протягивать руку? О‚ это ненавистное протягивание руки!" Винодельни Ротшильда закупали виноград по завышенным ценам‚ создавая искусственное изобилие‚ которое развращало поселенцев; они переставали работать на земле и нанимали взамен арабов‚ – неужели барон и этого не замечал? "Дамы в Ришон ле–Ционе стали себе шить чересчур дорогие для своего положения платья по последней моде; вероятно‚ недалеко то время‚ когда нам приведется узреть и турнюры. Мужчины заказывают себе дорогие костюмы".
И все–таки не стоит торопиться с выводами и осуждать барона. Ротшильд ни с кем не делился своими планами; известно только‚ что в частном письме он сожалел о том‚ что не может найти чиновников‚ которые бы его удовлетворяли. К 1900 году Ротшильд отказался от дальнейшего управления поселениями‚ упразднил старую администрацию‚ передал все дела в ведение Еврейского колонизационного общества /ЕКО/ и пожертвовал дополнительно пятнадцать миллионов франков золотом. Поселения постепенно перешли к самоуправлению; каждый теперь хозяйничал самостоятельно‚ получая от ЕКО кредиты‚ которые следовало возвращать‚ и консультации агрономов. Кто помнит теперь чиновников барона‚ которые здесь когда–то командовали? Память о них осталась лишь в книгах‚ а поселения‚ созданные на деньги Ротшильда‚ стоят по сей день.