В жизни Самуил Яковлевич не терпел невежд. Когда он узнал, что шофер, возивший его, не читал «Анну Каренину», страшно возмутился: «Остановите машину, голубчик. Я не могу находиться рядом с человеком, который не знает, кто такая Анна Каренина». Шофер подумал, что его уволят. Поэт вышел из машины и вернулся с книгой Л. Н. Толстого: «Прочтите обязательно. А пока не прочтете, считайте, что мы с вами не знакомы».

Квартира Маршака была, наверное, самой гостеприимной в московском доме на Земляном валу (тогда – ул. Чкалова). Он любил посетителей и приглашал их по самым разным поводам. Композитор Д. Шостакович, например, впервые исполнял здесь некоторые свои произведения и при этом сам пел.

В последние годы жизни именитого литератора одолевали болезни, в частности астма, но он больше работал, чем лечился. Врачам Маршак говорил: «Я, как паровоз. Внезапная остановка в пути для меня опасна». Он проводил время в Барвихе, Ялте.

Писатель Исаак Крамов вспоминал: «Часу в 12 ночи я возвращался в ялтинский Дом писателей и уже внизу услышал сухой, надсадный кашель. Маршак сидел у дверей своего номера на втором этаже, курил. Каждый вечер Розалия Ивановна, его секретарь, неразговорчивая, прямая как жердь старуха лет 80, выставляла его за дверь, пока номер проветривался перед сном, и он сидел у двери, курил, молчал… После смерти жены Маршак остался целиком на ее попечении. Они были очень привязаны друг к другу и постоянно ссорились. Время от времени Розалия Ивановна собиралась уехать из Ялты, и тогда Маршак очень серьезно и немного нервничая, сообщал, что она решила его бросить и пойти в стюардессы.

Розалия Ивановна – всегда подобранная, аккуратная, деловитая и ворчливая старушка, была рижской немкой. Во время войны, когда выселяли всех граждан немецкого происхождения, С. Маршак добился, чтобы для нее сделали исключение. И немка осталась в Москве, в его квартире у Курского вокзала.

Но Маршак оставался Маршаком, и когда по радио объявлялась воздушная тревога, он тотчас же стучался к ней в комнату с неизменной фразой: “Розалия Ивановна! Ваши прилетели!”».

Вот как о Самуиле Яковлевиче отзывался К. Чуковский. Он, не комментируя, записал в дневник 2 февраля 1964 года: «Вчера в Барвиху приехал Маршак. (…) Говорит с большим одобрением о Солженицыне: “Отличный человек: ему так нравятся мои переводы сонетов Шекспира”(…) Говорил Маршак о своем разговоре с Косолаповым, директором Гослита, по поводу поэта Бродского, с которым тот расторг договор: “Вы поступили как трус. Непременно заключите договор вновь”». Е. Ц. Чуковская пишет в примечаниях: «Чуковский и Маршак отправили в Ленинград, в народный суд Дзержинского района телеграмму. В ней говорилось: “Иосиф Бродский – талантливый поэт, умелый и трудолюбивый переводчик”. (…) Судья отказался приобщить эту телеграмму к делу, поскольку она не была заверена нотариально».

С. Я. Маршак умер на 77-м году жизни 4 июля 1964 года от острой сердечной недостаточности. Его похоронили в Москве на Новодевичьем кладбище.

Поэт, чьи стихи, написанные в начале XX столетия одобрили А. Блок и А. Ахматова, а позже – М. Цветаева, был вправе написать в конце жизни:

Маршак был полон планов: хотел продолжить «Беседы о мастерстве» и начатую статью о Шекспире, мечтал выпустить книжку «Лирических эпиграмм», собирался осенью на шекспировские торжества в Англию. Незадолго до смерти он написал:

В 1972 году, уже после смерти Самуила Маршака, вышло в свет полное собрание его сочинений. Восемь томов добрых, светлых, жизнерадостных произведений – таков итог его творческой деятельности. О творчестве С. Я. Маршака написано множество статей, диссертаций, исследований, книг.

Настоящее имя – Голди Мабовитц-Меерсон

(род. в 1898 г. – ум. в 1978 г.)

Она была дочерью бедняка из Киева – и премьером израильского государства. Она закупала оружие и хорошо разбиралась в нем – и сажала деревья в пустыне. Создавая и защищая маленькую страну для своего народа, она стала легендой. Ее звали Голда Меир. Она была одной из первых в мире женщин, достигших положения главы правительства. До нее лишь на Цейлоне и в Индии государство возглавляли женщины – Сиримаво Бандаранаике и Индира Ганди.

Голди родилась 3 мая 1898 года в Киеве, где ее отец Моше Ицхак Мабовитц работал столяром. В ее детстве «радостных или хотя бы приятных моментов было очень мало». Эпизоды, которые она помнила, были связаны с мучительной нуждой, в которой жила ее семья, бедностью, голодом, холодом и страхом погромов. В 8-летнем возрасте Голди с матерью, Блюмой, переехала в США, куда тремя годами раньше уехал отец, чтобы начать новую жизнь. Они обосновались в Милуоки, штат Висконсин, в самом бедном еврейском квартале города. Моше получал нищенскую зарплату, выполняя строительные работы, а Блюма открыла небольшую бакалейную лавку.

Закончив начальную школу в 14 лет, Голди собиралась поступить в среднюю школу и стать учительницей. Но родители хотели поскорее отдать ее замуж. Тогда она уехала к старшей сестре в Денвер, штат Колорадо, квартира которой была чем-то вроде центра для еврейских анархистов, социалистов и сионистов. Здесь девушка впервые услышала о национальном очаге для евреев, который они хотели создать в Палестине. Долгие ночные споры сыграли большую роль в формировании ее убеждений. Но пребывание в Денвере имело и другие последствия. Среди молодых людей, часто бывавших в доме, одним из самых привлекательных был тихий Моррис Меерсон, водивший девушку на лекции по литературе, истории и философии.