– К тому времени ты станешь дряхлым старикашкой, а я буду немощной старушенцией, – пошутила Ларочка.

Ее шаловливая усмешка породила громкий веселый смех.

– На этот счет у тебя не должно быть ни малейших сомнений. Ты никогда не состаришься и до последнего своего часа будешь молодой и красивой, – сказал я, продолжая размышлять о несчастном случае, который в самое ближайшее время может с ней произойти, ну и как само собой разумеющееся, не без моего непосредственного участия.

– Спасибо, мой добрый и ласковый котеночек, – поблагодарила Ларочка. – Я ничуть не сомневалась, что даже через много лет останусь для тебя все такой же милой и желанной женщиной!

В ее глазах вспыхнули озорные огоньки. Она прилюдно меня поцеловала и в очередной раз подарила свою открытую лучезарную улыбку.

Как бы там ни было, но я не мог и предположить, что, официально расписавшись с Ларочкой, тем самым вгоню себя в рабство, закую в кандалы и буду навечно заточен в темную башню, где по уши увязну в унылой семейной жизни. С первых же минут после бракосочетания, в прямом смысле этого слова, я перестал принадлежать самому себе. Теперь я всецело зависел от сумбурных капризов и желаний моей супруги. Я не смел ей ни в чем перечить, иначе сразу начиналась дикая истерика, сопровождаемая потоком несуразных придирок.

– Ты меня не любишь, – вспылив, выговаривала Лариса. – Ты женился на моих деньгах, а я тебе совершенно не нужна. Вернее, нужна, но только для удовлетворения твоих низменных потребностей.

Я старался не отвечать на подобные высказывания, опасаясь нарваться на более серьезную грубость. Обычно я брал на руки ненавистную мэнскую кошечку.

– Ты только послушай, кисонька, какую ересь выдает твоя хозяюшка, – проговаривал я. – Ларочке стало скучно дома. Ларочка устала от постоянного отдыха! У нашей Ларочки от чрезмерного безделья начинается мигрень, вот она и несет всякую околесицу.

Как правило, мое поглаживание этой бесхвостой твари было беспроигрышным вариантом. Лариса не только прекращала бурчать, но тут же менялась в лице, на котором сразу появлялась ее завораживающая улыбка. Она вновь становилась кроткой безропотной женщиной и любящей женой.

Только ради того, чтобы лишний раз не вызывать у Ларочки негативные эмоции, мне зачастую приходилось покорно следовать за ней по пятам. Против собственной воли я был вынужден посещать всевозможные вечеринки, где меня не ожидало ничего хорошего и на которые брел, понурив голову, словно осужденный каторжник, отправленный по этапу.

– Ларочка, кисонька моя ненаглядная, – изредка противился я. – Мне там абсолютно нечего делать. Мне будет там скучно. Я никого не знаю. Не умею строить из себя важную особу и не знаком с великосветскими манерами. Я не хочу быть в роли свиньи, забравшейся в чужой огород.

– Кончай привередничать, – властным тоном отсекала Лариса все мои попытки остаться дома. – Ты будешь рядом со мной. В крайнем случае всегда приду тебе на помощь и смогу подсказать, в какой ситуации и что ты должен делать. В любом случае тебе нечего бояться.

Да если говорить откровенно, то я ведь ничего не боялся. Дело вовсе не в том, умел или нет пользоваться на званом обеде той или иной вилкой. Причина моего отказа посещать подобные заведения была более серьезной и скрывалась в Ларочкиной ревности. Помимо того, что теперь я был совершенно лишен моей прошлой холостяцкой свободы, я не мог даже думать о мимолетном знакомстве с какой-нибудь миловидной привлекательной особой. Можете представить себе молодого крепкого орла, заточенного в золотую клетку, которую выставили посередине птичьего острова. В любом женском обществе я присутствовал лишь на правах евнуха, которому был разрешен доступ в гарем турецкого султана. Да и то, справедливости ради следует заметить, что во всем древнем Стамбуле не было более изощренного любовника, чем мной упомянутый евнух, который, в силу физиологической неполноценности, старался как можно изощреннее доставить удовольствие юным наложницам, практически выступая в роли неполноценной лесбиянки. Я же, в свою очередь, не имел права не только прикоснуться, но даже мельком взглянуть на любую потенциальную соперницу моей жены. Даже в самый яркий солнечный полдень над моей головой сгущались грозовые облака.

– Мне за тебя стыдно, – постоянно упрекала Лариса. – Ты как озабоченный кобель бессовестно пялишься на всех посторонних женщин. Для тебя нет никакой разницы, кто перед тобой, смазливая вертихвостка или обрюзгшая старуха. А эти тощие девицы? Можно подумать, что они стройнее и привлекательнее твоей супруги.

– К чему такие несуразные сравнения? – оправдывался я. – Здесь нет ни одной женщины, которая бы затмила твою красоту. Которая была бы хоть чуточку умнее тебе. Ни одна из них тебе в подметки не годится!

– А эти старые коровы? – не обращая внимания на мои слова, продолжала Ларочка. – Они то и дело строят тебе глазки!

– Но ведь в этом нет моей вины.

– Значит, своим неприличным поведением ты даешь им повод.

– Каким поведением? Я даже стараюсь не смотреть в их сторону.

– Тем более! Значит, всем своим равнодушным видом даешь им понять, что рядом с тобой находится глупая ревнивая дура!

– Тогда завяжи мне глаза или надень на меня паранджу. Води за собой на привязи, как слепого несмышленого теленка.