Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне

Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне

С расстояния времени еще лучше понимаешь, какой ценой была добыта Победа.

Авторы этой книги — фронтовики и те, кто в далеком тылу без сна и отдыха работали на Победу, дети солдат того времени, в меру литературных способностей запечатлели на своих страницах ту правду, которую они запомнили…

А полиграфисты издательского дома «Краснодарские известия», отдавая дань героизму защитников Отечества, живых и навеки оставшихся на полях сражений, в свою очередь, приступая к выпуску этой книги, не пожалели ни сил, ни времени и практически на свои средства — сделали все возможное, чтобы сборник произведений «Живите вечно» увидел свет.

Странное дело, в последнее время меня стали посещать сновидения. Может быть, это оттого, что все мы заметно окрепли и втянулись в жесткий режим. Но как бы то ни было, я уже который вижу раз во сне медсестру Таню. Она является ко мне под утро, гладит мою стриженую голову, и я чувствую губами мягкую кожу ее рук выше запястья и на сгибе у локтя. И от этого прикосновения начинаю таять, как сосулька в тепле.

А сегодня сон был вообще фантастический. К нам в казарму пришел хромой старичок с палкой. Дневальный поднял шум, а старичок все рвался вперед и показывал на меня пальцем.

«Сюда нельзя! — кричал дневальный. — Кто вы такой?»

«Я Антабка, — отвечал старичок, постукивая себя палкой по больной ноге, — мне отрезало полстопы колесом товарного вагона. Вот так — щелк, как кузнечными клещами. А помощь оказывала сестричка Таня из санчасти. Она жена курсанта Абросимова!»

«Женька Абросимов женат? — удивляются собравшиеся вокруг. — Не может быть!»

«Вы не знаете Женьки, — смеется старичок, скромно прикрывая рот ладошкой. И вдруг я вижу, что это не старичок вовсе, а самая настоящая собака, наш ротный пес Антабка. Он помахивает хвостом и добавляет: — Это, я вам доложу, фрукт, каких свет не видывал. Он только притворяется тихоней…»

Я просыпаюсь и размышляю, к чему бы такое. Витька говорит, что собака во сне — к другу. Это и без него ясно. В училище, за малым исключением, меня окружают одни друзья. Все эти приметы — чепуха. Просто вечером мы говорили о нашей собаке, и Левка Белоусов высказал предположение, что Антабка мог запросто угодить под поезд. Ведь по прямой до товарной станции совсем близко, и там всегда отираются бездомные собаки. Я пытаюсь опять заснуть, но в это мгновение вспыхивает яркий свет, проникающий даже сквозь плотно закрытые веки, и слышится возбужденный голос дежурного:

— Тревога! Первая рота, подъем!

И где-то дальше:

— Вторая рота, подъем!

В эту перекличку врывается голос старшины Пронженко:

— Вныманя! Боева тревога! А Голубь доси слыть! — В последних словах не вопрос, а привычное утверждение.

Я повисаю на руках и спрыгиваю со второго яруса на холодный пол. Тревога как тревога. Только слово «боевая», впервые прозвучавшее в устах старшины, несло в себе нечто новое. И это новое настораживало.

Тревоги! Сколько снов мы недосмотрели в те незабываемые годы, сколько часов недоспали, сколько тепла не сберегли! Тревоги стали привычными в своей неизбежной закономерности. Я, как сейчас, слышу волнующий медный голос трубы.

— Боевая тревога! — подхватывают возглас нашего старшины дежурные по ротам. — Боевая тревога!

Тяжело грохочут ботинки по деревянному полу казармы, выхватываются из гнезд холодные карабины. Пилотка по форме — два пальца над левой бровью. Хлопают двери. Морозный дух и пар от дыхания.

— По порядку номеров рассчитайсь!

А ночное небо над головой, словно черный полог, прошитый автоматными очередями, все усыпано звездами. В свете фонарей мельтешат серебряные иголочки облетающего с проводов инея. Судя по многим признакам, построение серьезное. Где-то у проходной слышится строевая песня, довольно непривычная в такое время. Это идет царица полей — пехота. Все делается быстро и четко, все давно отработано.