Сложившееся после Версальского договора мировое положение Франции перестало отвечать её реальным ресурсам. «Её население не растёт. Хозяйство в застое. Собственной нефти нет. Запасы угля недостаточны. Финансы поколеблены. Более, чем какая-либо другая страна, Франция в своей национальной безопасности зависит от других государств: Великобритании и Соединённых Штатов, если не СССР».

Несоответствие между реальной экономической силой метрополии и её историческим колониальным наследием проявлялось и в центробежных тенденциях, начинавших сотрясать Британскую империю. Эти тенденции должны были неизбежно усилиться в ходе новой мировой войны, которая «будет означать ослабление и распад Великобритании» [272].

Всем этим объяснялось различие в позициях «миролюбивых» и агрессивных держав Европы. Первые стремились к сохранению международного статус-кво, которое должно было бесследно исчезнуть в случае мировой войны, и поэтому желали избежать её. Вторые стремились к переделу мира и вынашивали экспансионистские замыслы. Дальше всего эти замыслы простирались у Гитлера, для которого дело шло «вовсе не об „объединении немцев“ как самостоятельной задаче, а о создании более широкого европейского плацдарма для дальнейшей мировой экспансии» [273].

На роль ведущей капиталистической державы, наследующей место Великобритании, выдвигались Соединённые Штаты Америки, которые были «больше всего озабочены тем, чтобы держать руки подальше от европейского костра. Но ведь так было и в 1914 году. Нельзя безнаказанно быть великой державой, тем более — величайшей. Нейтралитет легче декретировать, чем выдержать на деле. К тому же, кроме Европы, существует ещё Дальний Восток». Усиление японской военщины и развитие её экспансии заставляло американское правительство менять свой изоляционистский курс. «Сосредоточение флота в Тихом океане, постройка дредноутов и бомбовозов дальнего действия, развитие воздушных сообщений на Тихом океане, программа укрепления океанских островов слишком красноречиво подготовляют отказ от политики добровольной изоляции» [274].

Троцкий подчёркивал, что Соединённые Штаты, будучи жизненно заинтересованными в приостановке экспансии японского и германского империализма, не смогут долго оставаться на позициях изоляционизма и будут вынуждены вступить во вторую мировую войну раньше, чем они вступили в первую. Соединённым Штатам, обладающим экономическим превосходством и более выгодным географическим положением по сравнению с другими державами, предопределена и более важная роль в послевоенном урегулировании, чем в 1919 году. Предугадывая основные тенденции мирового развития последующих десятилетий, Троцкий писал, что «Соединённые Штаты фатально идут к такому взрыву империалистской экспансии, какого ещё не видел мир» [275].

Неумолимое приближение войны находило выражение в неуклонном росте вооружений и армий. Если в 1932 году, когда состоялась европейская конференция по вооружению, европейские армии насчитывали 3,2 млн человек, то в 1936 году их численность поднялась до 4,5 млн человек и продолжала быстро расти в последующие годы. Этот рост происходил прежде всего за счёт гитлеровской Германии. «Живые традиции прусского милитаризма при высоком уровне немецкой техники позволяют Гитлеру производить работу вооружения такими темпами, каких ещё не знала история,— писал в 1937 году Троцкий.— …Нужно ещё, по меньшей мере два года, чтоб берлинский генеральный штаб перестал сдерживать благородное нетерпение политических вождей» [276].

Высмеивая надежды пацифистов на сдерживающую роль политики вооружений, Троцкий писал, что «сам по себе взятый автоматизм вооружений толкает, конечно, к войне, а не к миру. Но армия — не самоцель, а орудие политики, которая в свою очередь является орудием материальных интересов». Непримиримость интересов ведущих капиталистических держав обусловливает возможность возникновения мировой войны «уже на исходе ближайших трёх-четырёх лет, т. е. как раз к тому времени, когда завершение программ вооружения должно будет „обеспечить мир“. Срок мы называем, разумеется, лишь в целях общей ориентировки. Политические события могут приблизить или отдалить момент взрыва. Но неизбежность его заложена в динамике хозяйства, в динамике социальных противоречий, как и в динамике вооружений» [277]. Хотя весь мир хочет сохранения мира, он неизбежно будет залит реками крови.

Правящие круги капиталистических стран, как стремящихся к нарушению статус-кво, так и желающих его сохранить, не в силах «отодвинуть кризис и, что важнее, свести его к размерам преходящей конъюнктуры, а не социальной катастрофы», какую представляет мировая война. Причины этого кроются в неспособности капитализма «по меньшей мере снести таможенные барьеры, восстановить в правах золотую денежную единицу, регулировать проблему международных обязательств и повысить покупательную способность масс, дав машине вооружений обратный ход» [278].

Троцкий считал тщетными и попытки избежать мировой войны на путях проведения капиталистическими державами более гибкой дипломатии. «Когда все государства, без исключения, вынуждены усваивать метод выжидательного вероломства, дипломатические отношения превращаются в безумную игру, участники которой ловят друг друга с завязанными глазами и с револьверами в руках… Каждый школьник знает ныне, что разрыв дипломатических отношений, официальное объявление войны или уважение к нейтралитету представляют такие же анахронизмы, как фижмы и менуэты» [279].