Шрифт:
Я встретилась с Мингмаром и дала ему денег на рис, соль, чай и котелок. Он был весьма обескуражен размером закупок. Конечно, он беспокоился не за себя, а за меня. Не утешило его даже то, что я беру еще двенадцать банок сардин, двенадцать пакетов супа-концентрата, банку кофе, две кружки, две ложки и нож. Не такого снаряжения ожидал он даже от самого скромного западного путешественника и, несмотря на мои уверения, что я не боюсь трудностей походной жизни, был убежден, что дорожных неудобств мне не выдержать.
Вчера я провела незабываемый день: бродила по Патану — моей любимой части Долины. Для меня есть что-то особенное в этом приходящем в упадок, но все еще милом городе. Знакомство с грязными узкими улочками и потрепанными непогодой причудливо вырезанными полуживотными-полубогами заставило меня сменить первоначальное радостное восхищение на теплую привязанность.
Сезон сбора риса в самом разгаре. Я шла по узким улицам, смотрела по сторонам и ощущала, что подпадаю под таинственное очарование здешних мест. Это чувство росло, поднималось, подобно приливу, чтобы поглотить меня. В воздухе висела золотистая дымка мякины. Патан превратился в большую деревню, и даже на центральной площади, где группа чопорных туристов с гидом во главе делала вид, что не замечает абсолютно обнаженных статуй на храмах, мне приходилось осторожно лавировать между грудами сверкающего зерна и снопами соломы. Большинство людей во время уборки урожая бросают всякую работу и спешат на помощь домой — разумное решение, однако оно ни в коей мере не ускоряет модернизацию Непала. Пока мужчины убирают рис, женщины молотят, и около каждого дома, на каждой улице лежат запасы риса на следующий год. Обычно излишки продают торговцам, но, к сожалению, в этом году их будет мало, так как в Катманду последние две недели погода стояла отвратительная.
Жаль, что до отъезда я не успею еще раз посетить Патан, но я надолго запомню этот город таким, каким я его видела вчера, когда все улицы превратились в огромный, залитый солнцем ток. Юбки с малиновыми краями метались над золотистым зерном, снопы сверкающей соломы мешались с волосами цвета воронова крыла, и слабо звучал беспорядочный перезвон украшений, когда гибкие тела демонстрировали свое вечное искусство.
Типичный непальский день, занятый в основном ожиданием. Мы с Мингмаром договорились встретиться в шесть утра на одном из мостов, но каждый из нас пришел не на тот мост. Когда мы друг друга разыскали, было уже девять часов.
Трисули — долина к северо-западу от Катманду. Здесь индийцы строят огромную гидроэлектростанцию. Через горы проложена каменистая дорога длиной в сорок миль, по которой весь день идут тяжелые разбитые грузовики. Они везут на строительную площадку оборудование, трубы и цемент. К моей досаде, Мингмар решил совершить первую часть похода «с комфортом» — на грузовике до Трисули. Я доказывала, что вовсе не собираюсь путешествовать по Гималаям на автомобилях, но принцип нынешних проводников — не ходить пешком ни на шаг больше, чем это абсолютно необходимо. Пришлось с ним согласиться, и мы направились в Баладжу, пригород Катманду, откуда начинается дорога на Трисули. Это промышленный район Долины, где иностранная помощь уже сделала свое черное дело, породив нелепые фабрички, школы и кварталы домов для рабочих.
Почти час пришлось ждать машину на обочине дороги. Мне все больше и больше становилось не по себе. Можно терпеливо ожидать, если другого выхода нет, но сидеть бесцельно, когда есть возможность с удовольствием идти по горам, — просто глупо. Однако шерпы не менее упрямы, чем тибетцы. Мне так и не удалось убедить Мингмара, что путешествие пешком действительно может доставить удовольствие.
Наконец появился грузовик с цементом. После долгих препирательств с водителем-сикхом по поводу оплаты за проезд мы присоединились к двадцати другим пассажирам. Видимо, для Мингмара было вопросом чести выторговать скидку побольше, хотя платил не он. Мы проехали несколько сот ярдов но свежемощеной деревенской улице и уперлись в допотопный паровой каток, будто взятый напрокат из музея истории техники. Этот мастодонт, испустивший дух на самом узком участке дороги, ни столкнуть, ни оттащить на буксире или убрать каким-либо другим способом не представлялось никакой возможности. Время от времени откуда-то появлялся сердитый молодой индиец. Он решительно вскакивал на сиденье и остервенело дергал какие-то рычаги, которые, очевидно, должны были привести древний паровой каток в движение, но ничего не помогало.
Между тем наш водитель вел какие-то сложные переговоры с полицейскими, которые никак не могли решить, продолжать нам путь в Трисули (если каток уберут) сейчас или подождать до пяти часов вечера. Непонятно, какое вообще дело полиции до наших совершенно безобидных передвижений, но я давно уже дала зарок не удивляться причудам непальских представителей власти. Трижды все двадцать два пассажира покидали грузовик, прихватив багаж, и трижды вновь занимали свои места, подчиняясь переменам настроения полицейских. Похоже, Льюис Кэрролл тайно посетил Непал, ибо вся сцена словно была взята из «Приключений Алисы в стране чудес». Когда в третий раз нам приказали подняться в кузов, на меня, к ужасу Мингмара, напал неудержимый истерический смех.
В тот момент появился еще один индиец — старший инженер. Он сделал нечто такое, отчего паровой каток издал страшный вопль, выпустил огромные клубы пара и с дикой скоростью рванулся вниз с крутого холма, ободрав по дороге борт нашего грузовика. К счастью, ка этот раз полицейские были настроены немедленно избавиться от нас, поэтому наш грузовик тут же помчался на полной скорости вверх по недостроенной дороге.
Чтобы подработать, водители-сикхи, видно, мудрят с грузами, поэтому наш крытый грузовик лишь на четверть был заполнен мешками с цементом. Поскольку это самый неприятный для совместного путешествия груз, я скоро вынуждена была забраться на крышу кабины и наслаждаться прекрасными, хотя и жутковатыми видами на протяжении почти всего сорокашестимильного шестичасового пути.
Когда мы выехали из Баладжу, я находилась под впечатлением вчерашней катастрофы американского самолета: ведь мне предстояло возвращение на родину. Но, проехав несколько миль по этой дороге, я стала думать лишь о том, насколько ничтожны мои шансы когда-либо подняться на борт самолета. Крыша кабины грузовика нависала над колесами, которые катились в нескольких дюймах от сыпучего края пропасти. У меня было ощущение, что на крутых поворотах неуклюжий грузовик вот-вот свалится вниз. Еще недавно я радовалась, что научилась переносить высоту спокойно, но, хотя я действительно больше не пугаюсь пропастей в тысячу футов и лишь чуть опасаюсь двухтысячефутовых, в этот момент мне было страшновато висеть над бездной глубиной в четыре тысячи футов, тем более что за рулем находился подвыпивший сикх. Однако скоро я привыкла к резким поворотам, и бесконечные опирали по склонам гор стали действовать на меня, как ни странно, даже успокаивающе. Болтанка, правда, была дьявольская, и к вечеру я чувствовала себя так, словно меня пропустили через мясорубку. Подобная поездка — далеко не лучший способ подготовки к тяжелому переходу.