— За прошлый месяц, не особо напрягаясь, двадцать штук заработал, — сказал он. Марта даже не подозревала о такой бешеной популярности сына и его фантастических заработках.

— А чего на ржавой «ауди» гоняешь? — удивилась она.

— Во-первых, ржавчина накладная, американская, это такие наклеечки, которые почти не отличишь от настоящей, чтобы придурки не угнали. Движок же там стоит что надо, двести шестьдесят — двести восемьдесят без особых усилий выдает на трассе. Найди лучше.

Костя дару лет отбатрачил на двух крупных автосервисах, приобрел знакомства в мире автомобилистов, посыпались заказы. Сегодня механики, обслуживавшие такие крупные автоцентры, как «Вольво» и

«Мерседес», сами уже рекомендовали своим клиентам услуги Кости, который был способен не только разобраться в причинах той или иной поломки, но и быстро устранить ее, самостоятельно выточить ту или иную деталь. Одним словом, он был отличным диагностом и автослесарем одновременно.

Костя давно сам зарабатывал себе на жизнь, успевая кое-что и откладывать. Однако такую прорву денег он в руках еще не держал.

— А я уж было возгордился и подумал, что смогу скоро предложить тебе уйти на пенсию и без хлопот содержать тебя, но вижу, что ты и сама времени не теряла. Пива хочешь?

— Нет, лучше чаю. А тебе советую поменьше болтать о деньгах, — строго заметила она.

— Это я понимаю, — усмехнулся сын. — В наше время могут прихлопнуть и за сотню баксов. Ты считаешь, что все так серьезно с обвинениями против тебя?

— Похоже, что так.

— С такими деньгами я бы ничего не боялся!

— Иногда деньги ничего не значат. Как говорят, среди сотни рыжих бывает и один брюнет, вдруг этим брюнетом окажется следователь, который будет вести мое дело. И что тогда?

— Нанять лучшего адвоката.

— Наймем и адвоката конечно же! Но это только в кино герой, помытарствовав, выходит сухим из воды. А в жизни все происходит совсем не так.

— Первый раз вижу тебя смирившейся, — с грустью отметил Костя.

— Я не смирилась, я только готовлю себя к наихудшему, но буду до конца бороться.

—Виталик знает?

Марта отрицательно покачала головой.

— Все произошло после его отъезда, — сказала она.

— Все, больше не буду! — Она вытерла слезы, высморкалась. — Последние дни живу в каком-то диком напряжении. Держусь из последних сил... А что, разве я раньше не плакала? — удивилась главбухша.

И, усмехнувшись, добавила: — Он всегда шутил: если тебя посадят, то я тебе буду отправлять посылки на зону. И вот его пророчество, кажется, сбывается.

— Перестань!

Сын сжал ее руку, и Марта, не выдержав, обняла его, прижала к себе и расплакалась.

— Мам, ну что! Ну не надо! — приговаривал Костя, поглаживая ее по спине. Смахнул слезинки со щек. — Ты же никогда не плачешь!

—Может быть, и плакала, но при мне — никогда. Не помню такого. Я тебя видел только сильной и решительной. Мои школьные друзья прозвали тебя буревестником.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, потому, что буревестник всегда ищет бури, а не покоя. И поэтому, как только начиналась спокойная жизнь в семье, ты чахла, увядала и тебе хотелось взорвать это семейное болото. Разве не так?

— Нет, не так, сыночка...

— А как?

— Видишь ли, твой отец уже после четырех лет жизни со мной забыл, что рядом с ним живет красивая женщина, и Валерьян Адамович лишь ловко этим воспользовался. У меня закружилась голова от похвал, комплиментов, подарков, мужского внимания, но брак с ним оказался неудачен, как ты понимаешь. Что же касается Виталика... — Она вдруг осеклась, только сейчас поняв, что, в сущности, его почти не замечала.

А может быть, в том и состоит вообще преимущество браков?

Вскипел чайник. Костя налил ей чаю, достал варенье и шоколад.

— Оставайся у меня ночевать, завтра я тебя на работу отвезу! — предложил он, и она согласилась, хоть и не любила спать в чужих постелях.

Ей вдруг приснился родной городок, где по сию пору жили родители, школа, в которой она училась, подружки и старый пруд, который осенью сплошь засыпало листвой. И все было такое знакомое, милое, что она снова всплакнула во сне и сразу же проснулась от этих горячих слез, обжигающих щеки. Посмотрела на часы: без десяти пять утра.