В. Дегаеву, в принципе, несказанно повезло: став на скользкую тропу «двойного агента», роль которого ему была явно не по плечу и не по разуму, он удержался на краю пропасти и не стал в полной мере предателем, ибо чаще всего такое единоборство с Департаментом полиции кончалось по народной поговорке: «Коготок увяз — всей птичке пропасть». В начале 1882 года он вернулся из-за границы и сделал неудачную попытку «нарисовать пылесос» (по образному выражению героя одного из прекрасных шпионских романов Г. Грина «Наш человек в Гаване»), то есть всучить Судейкину дезинформацию о русской эмиграции. Последнему не стоило большого труда убедиться в этом так же, как и в том, что как внутренний агент он в силу своей молодости и неразвитости не может представлять большого интереса. Маэстро вербовочной и агентурной работы прекрасно понимал, что виртуоза-исполнителя из него в силу его низкой творческой потенции вырастить не удастся, а перспектива иметь в своем агентурном оркестре заурядного скрипача, пытающегося играть по своим собственным фальшивым нотам, его явно не прельщала, и он прекратил с ним агентурные отношения.

Теперь у него были все основания сосредоточить свои усилия на вербовке старшего Дегаева — Сергея, который, с точки зрения перспективы его агентурного использования, был значительно более интересной фигурой. Мы, вслед за Лурье, склонны считать, что утверждения Сергея Дегаева о своей вербовке лишь в конце 1882 года не соответствуют действительности. В искренность его заявлений мы не верим в принципе и попытаемся доказать это на основе доступных нам исторических документов и фактов. Тем более что обстоятельства его освобождения из-под ареста и прекращения его дела дают все основания утверждать, что это важное в его судьбе и судьбе Судейкина событие произошло если не в конце 1881 года, то, по крайней мере, в начале 1882 года. В пользу этого утверждения свидетельствуют следующие трудно оспоримые факты: после поездки С. Дегаева в мае 1882 года в Тифлис и Баку были арестованы члены кружка офицеров-народовольцев Мингрельского полка; в начале июня того же года Судейкин провел в Петербурге грандиозную операцию по ликвидации динамитной мастерской народовольцев, во время которой были арестованы члены Исполкома «Народной воли» М. Ф. Грачевский и А. П. Прибылева-Корба, а также еще 118 рядовых народовольцев. (Дегаева в это время, по вполне объяснимой причине, в Петербурге не было.) За эту громкую ликвидацию Судейкин получил чин подполковника Отдельного корпуса жандармов и 15 тысяч рублей наградных.

Осенью 1882 года единственная из оставшихся на свободе в России членов Исполкома «Народной воли» В. Н. Фигнер (М. Н. Ошанина и Л. А. Тихомиров эмигрировали за границу) совершила роковую ошибку, передав С. Дегаеву все связи с народовольческими кружками вне Петербурга, в том числе и входящими в Военную организацию, для установления личных контактов с которыми он выехал на юг России и на Кавказ.

К тому времени (в ноябре 1882 года) Дегаев с женой обосновался в Одессе, где пытался организовать подпольную типографию, переведенную из Кронштадта. 20 декабря 1882 года чета Дегаевых и все причастные к организации типографии народовольцы были арестованы, причем жена Дегаева сразу же после ареста стала давать подробные признательные показания и вскоре была выпущена на свободу под залог в 1500 рублей на поруки матери.

Надо полагать, по заранее разработанному Судейкиным сценарию Дегаев изображал из себя на первых допросах фигуру умолчания, а затем, когда шеф-кукловод прибыл в Одессу для оказания практической помощи своему агенту, «сдался на его милость», выдав все, что он знал о деятельности оставшихся на свободе уже немногочисленных народовольцев.

Далее события динамично развивались в полном соответствии с замыслом талантливого режиссера-постановщика этой полицейской драмы. 14 января 1883 года Судейкин организовал своему агенту «побег» при его конвоировании на вокзал. «Ну, конечно, как же я мог убежать! Наши агенты вытребовали меня из тюрьмы и будто бы повели, куда приказали, а потом отпустили на все четыре стороны», — позже расскажет он Тихомирову. При этом была соблюдена вся внешняя полицейская атрибутика, сопровождавшая настоящие побеги заключенных: из Одессы в Департамент полиции было передано по инстанции соответствующее срочное сообщение, и за подписью его директора фон Плеве во все местные полицейские органы была направлена ориентировка о розыске сбежавшего арестанта.

«Беглец» тем временем благополучно прибыл из Одессы в Харьков, где еще раз встретился с Фигнер, которая фактически передала ему свои полномочия единственного оставшегося в России члена Исполкома «Народной воли» и некоторые еще неизвестные ему явки. Таким образом, «мать-командирша» организации, как ее, по свидетельству народовольца А. Н. Баха, называли товарищи по партии, являвшаяся с середины 1882 года практически единственным ее дееспособным лидером и непререкаемым авторитетом, утратила свое значение и являлась в глазах режиссера-постановщика полицейского спектакля отработанной фигурой, которую следовало убрать с бутафорской сцены, расчищая ее для бенефиса заезжего гастролера-агента.

Как и всякое другое серьезное оперативное мероприятие, арест Фигнер в Харькове 10 февраля 1883 года был хорошо продуман и тщательно обставлен Судейкиным, ибо велика была опасность «засветить» Дегаева, совсем недавно встречавшегося с «матерью-командиршей». Полицейская драма под его умелым руководством медленно, но верно перерастала в трагикомедию, когда из запасников и пыльных кулис на сцене появилась фигура «мальчика для битья», в незавидной роли которого выступил рабочий В. А. Меркулов — помилованный на петербургском процессе «20-ти народовольцев» в ноябре 1882 года и давший признательные показания против своих товарищей по партии. Судейкин с помощью Дегаева столкнул Фигнер с Меркуловым лицом к лицу на улице, после чего ее практически сразу же арестовали.

Но и этого Георгию Порфирьевичу показалось мало. Чтобы исключить малейшие сомнения в причастности предателя к ее аресту, начальник Харьковского губернского жандармского управления генерал И. К. Турцевич, в соответствии с заранее разработанным Судейкиным сценарием, распорядился вызвать в свой кабинет, куда ввели арестованную, Меркулова, который и засвидетельствовал личность «матери-командирши». В своем донесении в Департамент полиции генерал с видимым удовольствием описывает разыгравшуюся затем в его кабинете мелодраматическую сцену, в ходе которой Фигнер патетически воскликнула «Подлец! Шпион!» и плюнула Меркулову в лицо. Теперь Судейкин мог быть абсолютно уверен в том, что даже тень подозрения в предательстве не упадет на его агента.

Об аресте знаменитой террористки министр внутренних дел граф Д. А. Толстой в тот же день поспешил доложить Александру III, который на полях его донесения с удовлетворением отметил: «Наконец, попалась».

Итак, в полном соответствии с первоначальным замыслом изобретательного режиссера-постановщика сцена была расчищена от мешавших дальнейшему ходу спектакля проходных фигур, и на ней в гордом одиночестве остался лишь один герой-триумфатор, который мог теперь с высоко поднятой головой, обладая полномочиями единственного в стране представителя руководящего центра «Народной воли», въехать в столицу империи на торжественной колеснице, украшенной пышными венками участника покушения на царя и дерзкого беглеца из тюремных застенков. Активный народоволец И. И. Попов вспоминал: «Вскоре после коронации в Петербурге появился Петр Алексеевич (Дегаев) и сразу занял в петербургской организации центральное положение, я бы сказал, командное положение». Это был звездный час жандармского подполковника Судейкина. Коронация 15 мая 1883 года Александра III в Москве, вопреки обоснованным опасениям, прошла без сучка и задоринки. Неуловимая и ужасная «Народная воля» была наголову разгромлена, почти двести народовольцев, включая всех членов Исполкома, кроме Ошаниной и Тихомирова, укрывшихся за границей, сидели в тюрьмах, включая почти всех членов наиболее опасной для режима Военной организации и руководителей периферийных кружков.