Шрифт:
И так до холостого выстрела «Авроры» — тихо, чинно и благопристойно…
…Крупные реорганизации внутри Департамента полиции происходят в конце 1906-го — начале 1907 года при директоре М. И. Трусевиче. Серьезное внимание уделялось теперь политической благонадежности государственных и земских служащих (6-е делопроизводство), создается Регистрационный отдел с Центральным справочным аппаратом, ведающим учетом попавших в поле зрения охранки всех неблагонадежных лиц. Особый отдел продолжил функционирование на базе сохранившегося Особого отдела «А». Теперь он состоял из четырех отделений:
1-е отделение занималось общим руководством всех розыскных органов империи, в его подчинении сосредоточились все главные секреты Департамента полиции — фотографическая часть, листковый архив, химический кабинет, шифровальная часть, материалы перлюстрации (позже перлюстрация будет выделена в самостоятельное отделение);
2-е отделение вело наблюдение за партией эсеров;
3-е обслуживало РСДРП, Бунд и других эсдеков;
4-е вело розыск и наблюдение за общественными организациями: железнодорожным и почтово-телеграфным союзами, за польскими социалистами и другими национальными партиями, кроме социал-демократических.
В структуре Департамента полиции были, кроме того, инспекторский отдел, а позже организован секретариат, занимавшийся кадровыми вопросами личного состава департамента.
В 1908 году Особый отдел ДП возглавил Е. К. Климович, второй после Л. А. Ратаева жандармский офицер, но самые серьезные изменения в работе Особого отдела произошли уже в 1910 году при полковнике А. М. Еремине и вице-директоре Департамента полиции С. Е. Виссарионове, которым удалось розыскное дело поставить если не на научную, то, во всяком случае, на твердую теоретическую и практическую базу. В этот период большое внимание стало уделяться профессиональной подготовке жандармских офицеров, для них были организованы курсы переподготовки и повышения квалификации, на которых преподавались тактика и методы работы противника — основных революционных партий, «теоретики» отдела занялись написанием учебных пособий, инструкций, аналитических записок и брошюр.
Противостояние между губернскими жандармскими управлениями и охранными отделениями болезненно сказывалось на результатах работы обоих подразделений и непрерывно ощущалось на местах. Прав был бывший народник Л. Тихомиров, который писал о Третьем отделении, что «трудно себе представить более дрянную политическую полицию, чем была тогда. Собственно, для заговорщиков следовало бы беречь такую полицию; при ней можно было бы, имея серьезный план переворота, натворить чудес…». Пришедшие на смену Третьему отделению губернские управления и охранные отделения по оперативному мастерству стояли на порядок выше, но зато они имели дело уже не с дилетантами от революции, какими были народники, а с профессиональными революционерами. Единоборство Департамента полиции и марксистских партий с сиюминутной точки зрения шло с переменным успехом, но с учетом перспективы борьба эта для охранников была безнадежной [78] .
78
Исследовать причины этого — не наша задача, упомянем только, что главное зло заключалось во власть предержащих чиновниках, закоснелых и самоуверенных в своих представлениях, не желавших взглянуть фактам в лицо и не сумевших принять кардинальные меры против охватившей империю революционной чумы. Свою лепту в крушение империи внесли русская интеллигенция и политиканствующая Государственная дума. Большевики лишь подхватили выпавшую из их рук власть.
Сотрудниками охранных подразделений, за малыми исключениями, в основном были жандармские офицеры, набиравшиеся из армии и прошедшие специальный отбор и подготовку (в качестве исключения приведем пример московской охранки, которую некоторое время возглавлял известный С. В. Зубатов, лицо сугубо гражданское и неаттестованное).
Жандармы никогда не пользовались симпатиями в русском обществе, особенно среди интеллигентов. Наша интеллигенция почему-то всегда находилась в оппозиции к государственному строю, причем в оппозиции не конструктивной, что было бы благом для страны и народа, а сугубо деструктивной. В среде же патриотической, в частности офицерской, попасть в жандармский корпус считалось делом чести, а жандармская работа — важной, престижной и интересной (не в последнюю очередь благодаря повышенным окладам).
Чтобы стать жандармом, необходимо было, как мы уже упоминали об этом выше, выполнить пять условий: быть потомственным дворянином, окончить по первому разряду военное или юнкерское училище, прослужить в строю не менее шести лет, не быть католиком [79] и не иметь долгов. Желающих среди армейских офицеров было более чем достаточно, поэтому конкурс обычно был большой. Рекомендации и покровительство людей с положением помогали редко и на решение отборочной комиссии практически не влияли. Жандарм-мемуарист А. Поляков вспоминает, что протекция практически лишь ухудшила его положение и вызвала раздражение у руководства корпуса, и только личное обращение к начальнику штаба ОКЖ генералу Зуеву помогло ему добиться выполнения своей просьбы. Мотивация у кандидатов для поступления в Отдельный корпус жандармов была самой разной: были люди, так сказать, идейные, как А. П. Мартынов, но было много и таких, которых прельщали престиж службы, возможность сделать карьеру и высокое жалованье (А. Поляков и большинство других).
79
Заметим мимоходом, что резко выраженных противопоказаний для зачисления в Отдельный корпус жандармов лиц еврейской национальности сформулировано не было. В результате и в ОКЖ, и в Департаменте полиции, включая самый важный и секретный его Особый отдел, работали евреи Виссарионов, Ландезен-Гартинг, генерал Секеринский и многие другие (еврейское происхождение Рачковского оспаривалось некоторыми его современниками, в частности Спиридовичем).
А. П. Мартынов, выходец из армейской среды, переведенный сначала в Московский жандармский дивизион [80] и уже оттуда поступивший в Отдельный корпус жандармов, в своих воспоминаниях без всяких прикрас описывает атмосферу подготовки, прохождения экзаменов и распределения выпускников по жандармским подразделениям. Оказывается, у жандармских абитуриентов была отработана своя школярская система подготовки к вступительным экзаменам: для них старшие товарищи и сердобольные офицеры из штаба ОКЖ заготавливали учебную литературу, подлежащую обязательному штудированию, и образцы сочинений для письменного экзамена. А. П. Мартынову повезло, потому что его брат, уже служивший в Московском губернском жандармском управлении, снабдил его всем необходимым.
80
Жандармские дивизионы, созданные при Московском, Петербургском и Варшавском губернских жандармских управлениях, выполняли роль конной полиции и охраны в общественных местах.
Но простой зубрежкой дело не ограничивалось: офицеры искали и находили ходы в самом штабе ОКЖ, ответственном за проведение вступительных экзаменов. И Мартынов, и Спиридович вспоминают, что в штабе Отдельного корпуса жандармов в Петербурге, что у Цепного моста против церкви Святого Пантелеймона, служил курьером один старичок, которому «знающие» кандидаты всегда давали на «чай» и не оставались внакладе. Старичок вел такого офицера к старшему писарю строевой части Орлову, «крупному винту» в штабном механизме, кандидат оставлял и у него пару-тройку рублей. Зато новичок получал от Орлова список литературы, необходимой для сдачи устного экзамена по «общему развитию», и массу ценных указаний о том, как нужно себя вести, чтобы не споткнуться на экзаменах. К примеру, он предупреждал, что такой-то преподаватель из года в год задавал один и тот же коварный вопрос: «А что написано на спичечном коробке?» Правильный ответ был: «В данной бандероли вложено 75 спичек». Само собой разумеется, что все документы на поступление в корпус оформлялись Орловым быстро, грамотно и без проволочек. «Крупный винт» был полезен жандармским офицерам и в будущей службе: он всегда мог подсказать выгодную, освободившуюся в каком-нибудь губернском жандармском управлении вакансию, вовремя «двинуть» приказ на повышение в звании или на получение награды. Одним словом, Орлов был незаменим, и офицеры, приезжая из провинции в Петербург, непременно его посещали.