В управлении работали шестеро помощников начальника, которые отвечали за настроения умов и благонадежность в уездах, но фактически слонялись без всякого дела. Просмотрев с утра донесения из уездов и перепечатав их на машинке, помощник сдавал отчеты адъютанту и к 16.00 или к 17.00 считал себя свободным от службы. Он либо уходил домой, либо присоединялся к какой-нибудь компании «винтить» за карточным столом. Далее в управлении работали несколько так называемых офицеров резерва, на самом деле находившихся не в резерве, а в самой гуще следовательской работы. Они вместе и под надзором прокуратуры вели дознание по государственным преступлениям по следам арестов и обысков, сделанных «охранниками». (Во всем Отдельном корпусе жандармов было 16 помощников, пятеро из которых были прикомандированы к Петербургскому, а двое-трое — к Московскому ГЖУ.)

Кроме того, у генерал-лейтенанта были заместитель, некто вроде старшего помощника, и два адъютанта: один — по хозяйственно-строевой части, а второй — по секретной части. Вот адъютантом по секретной части и стал наш знакомый А. П. Мартынов, сдавший вступительные экзамены в ОКЖ, но еще не прошедший курса лекций. Мартынов сменил на этой должности своего старшего брата, переведенного в офицеры резерва, и тот ввел его во все тонкости дела: с какой стороны от стола Шрамма он должен был стоять при докладе, как нужно было прикладывать промокашку на его подписи и т. п. Но «молодой и необученный» Мартынов первым делом набросился на изучение подпольной революционной литературы, которая накапливалась в управлении в специальной библиотечке.

В первый же день выяснилось, что никакой секретной документации адъютант не получает. Поступали в основном запросы из других губернских жандармских управлений о проверке благонадежности какого-нибудь лица, требования опросить того или иного свидетеля или рапорты помощников начальника о происшествиях в уездах, в основном о деревенских пожарах. Все это нужно было обработать, обобщить, положить на бумагу и доложить Шрамму. «Ребенок в генеральском мундире» относился к Мартынову по-отечески ласково. Он одобрял стиль и содержание докладываемых документов, но всюду, где нужно и не нужно, лиловыми чернилами добавлял запятые. Находясь в благодушном настроении, Шрамм любил приговаривать: «Прекрасно, братец, прекрасно!» Причем он картавил и вместо «р» произносил «г».

Послезубатовский период деятельности Московского охранного отделения подробно освещает полковник А. П. Мартынов, который в 1912 году, проработав несколько лет в Саратовской охранке и Поволжском районном охранном отделении, был переведен во вторую столицу, чтобы возглавить городское охранное отделение и Центральное РОО, в сферу деятельности которого входили девять губерний центральной России: Московская, Ярославская, Тверская, Смоленская, Калужская, Орловская, Рязанская, Нижегородская и Костромская. Он давно мечтал получить это место, и одной из причин, объяснявших это его желание, было то, что здание в Гнездниковском переулке… было домом, в котором он провел свое детство. Мартынов менял Заварзина, и после Зубатова на этом посту уже поработало несколько человек, включая Сазонова, фон Котена и Климовича.

Ко всему прочему, должность начальника Московского охранного отделения была одной из самых высокооплачиваемых в системе всего розыска. Месячный оклад составлял 300 рублей плюс 130 рублей за руководство районным отделением плюс представительские и компенсация некоторых агентурных расходов в сумме 150 рублей в месяц, плюс 100 рублей в месяц прогонных (командировочных). Кроме этого, бесплатный проезд по железной дороге любым классом, наградные к Рождеству 2000 рублей и к Пасхе 1000 рублей (к Пасхе отдельно шло награждение от градоначальника в сумме 2000 рублей), далее бесплатная казенная 8-комнатная квартира здесь же, во внутреннем флигеле здания, казенный экипаж, бесплатные билеты во все московские театры (для всех жандармов) плюс компенсация за пошив штатской одежды, В результате оказывалось, что Мартынов получал около 1000 рублей в месяц — содержание, прямо скажем, губернаторское!

В Москве уже делалась политика: кроме губернатора и градоначальника, был еще главноначальствующий (с 1914 года), в охранном деле Московское охранное отделение вместе с Центральным районным охранным отделением задавало по-прежнему тон, и начальнику, совмещавшему эти две должности, приходилось заниматься «дипломатией» и держать «нос по ветру». Одних только визитов нужно было нанести несколько десятков! Нагрузка была чрезвычайно большой: в охранке работало около сотни одних филеров, двенадцать офицеров Отдельного корпуса жандармов и двадцать пять чиновников, около шестидесяти полицейских надзирателей, а на связи у офицеров находились примерно сто агентов.

Агентура делилась по партиям, партии «вели» помощники начальника, самая важная — центральная — агентура была на связи у начальника отделения. Впрочем, к 1912 году подпольная революционная жизнь еле теплилась, эсеры после разоблачения Азефа развалились полностью, и во второй столице, как говорит Мартынов, еле «копошились» эсдеки, причем всех их «освещала» в избытке агентура. Особенно «ярко освещалась» партия большевиков, включая их заграничную деятельность во главе с Лениным. В качестве «прожектора» служил Малиновский — слесарь по ремеслу, член Госдумы по званию и по скрытому положению — секретный сотрудник Московской охранки. Чтобы не давать агентам «шалить» и «липовать», охранное отделение в каждом объекте проникновения имела по несколько «сексотов». Путем получения перекрестной информации у охранки создавалась полная и достоверная картина о каждом шаге революционеров.

Войдя в курс московских дел, новый начальник охранки обратил внимание на свежий, — совсем еще не разработанный объект — общественные организации, выдвинутые требованиями войны и сгруппировавшиеся вокруг Военно-промышленного комитета и так называемого Прогрессивного блока [85] в Государственной думе. «Новые боевики» проводили тихую, незаметную работу по подготовке «дворцового переворота», пытаясь в первую очередь заручиться поддержкой генералитета. К сожалению, пишет Мартынов, Департамент полиции не прислушался к неоднократным обращениям Московского охранного отделения о том, чтобы пристальней заняться деятельностью этого блока, и вовремя не принял соответствующих мер.