После этого руководство операцией по обезвреживанию террористов взял на себя А. В. Герасимов. Все были взяты с поличным. Военному суду были преданы 18 человек, трое из которых, включая Наумова, были повешены, а остальные отправлены на каторгу и в ссылку. Ратимов получил вознаграждение в сумме трех тысяч рублей и отправлен в бессрочный отпуск. Отец казненного Наумова был уволен с работы и изгнан из города, а его дети были лишены права поступать в высшие учебные заведения.

Опасность подстерегала Николая II в самых неожиданных местах. Измена и предательство таились в рядах «столпов» царского режима. В мае 1908 года решался вопрос о месте встречи царя с «дядей Берти», английским королем Эдуардом VII (1841–1910) и его супругой, сестрой вдовствующей императрицы Марии Федоровны, «тетей Аликс». Петербург плохо подходил для венценосных гостей, и было решено перенести встречу в тихий и спокойный Ревель, куда царь планировал прибыть на яхте «Штандарт». Скоро А. В. Герасимов узнал от Е. Ф. Азефа, что Николай II во изменение своего первоначального намерения собирается приехать в Ревель поездом. Кто-то успел предупредить эсеров раньше, нежели это сделал дворцовый комендант В. А. Дедюлин, который в порядке доверительности довел эту новость до А. В. Герасимова лишь на следующий день. Было ясно, что в окружении царя произошла утечка. Азеф назвать источник информации Герасимову категорически отказался. Впрочем, начальнику петербургской охранки пришлось недолго трудиться, чтобы вычислить источник утечки: им оказался высокопоставленный чиновник Министерства путей сообщения. Во избежание расшифровки Азефа этот чиновник под благовидной легендой вскоре был ограничен в доступе к секретной информации и к ответственности в судебном порядке не привлекался. Такой тонкой и умелой бережливости охранки по отношению к своему агенту могла бы позавидовать любая современная спецслужба.

Упряжка Герасимов — Азеф — Дедюлин довольно благотворно поработала над обеспечением безопасности императора России, и Николай II, подвергавшийся значительно большей опасности, чем его отец, дед и прадед, благополучно дожил до той самой революции, которой он так боялся. Провал Азефа [100] и уход А. В. Герасимова со своего поста в значительной степени осложнили общую ситуацию с постановкой охранного дела и вскоре привели к киевской трагедии 1 сентября 1911 года и убийству П. А. Столыпина.

…Чем же занималось в это время Петербургское губернское жандармское управление, куда по воле «мрачного мерзавца» Чернявского и помначштаба Отдельного корпуса жандармов Капрова попал выпускник спецкурсов ОКЖ образца 1902 года поручик А. П. Мартынов?

Поручик, как мы помним, не стал терять времени и после беседы у Капрова отправился на Тверскую улицу, где в прекрасном трехэтажном особняке располагалось управление. В нижнем этаже трудились унтер-офицеры, они сшивали дела, занимались перепиской и хранили архивы, включавшие в себя секретные, деловые, хозяйственные и строевые документы. По стенам были развешаны табели на востребование денежного и вещевого довольствия и прочие канцелярские инструкции. Там же были устроены две или три камеры для временно арестованных.

На первом этаже размещались шесть кабинетов офицеров резерва — в основном полковников и одного генерала — и канцелярия со столами помощника начальника полковника Кубузова, секретаря-чиновника и двух адъютантов. Одним из них должен был стать Мартынов — к его прискорбию, именно по строевой и хозяйственной части, которую он не любил.

Особенностью Петербургского ГЖУ было использование его штабом ОКЖ в качестве «отстойника» для оказавшихся не у дел старших офицеров и генералов. В большинстве случаев, как пишет Мартынов, это был никуда не годный материал, и начальство терпело их благодаря своему безграничному благодушию. Одного из них, незадачливого и неприспособленного к делам полковника, в конце концов назначили начальником Вятского губернского жандармского управления. Он прославился тем, что, не имея никакого понятия не только о сыскном деле, но и о простом делопроизводстве, спрашивал у своего адъютанта, подававшего документы на доклад: «Это нам пишут или мы пишем?» Но еще задолго до назначения в Вятку этот полковник был прикомандирован к Мартынову в качестве помощника для разбора вещественных доказательств по делам одного дознания. Нужно было отобрать самые существенные улики, а хлам отбросить в сторону. Через неделю полковник принес поручику Мартынову отобранные материалы, среди которых находились произведения Тургенева, Григоровича, Чехова, Лермонтова и Тютчева. Мартынов просто ахнул, когда увидел, что стихотворение Лермонтова «Тучки небесные, вечные странники…» попало в разряд материалов с «тенденциозным содержанием»!

…Начальника Петербургского губернского жандармского управления генерала П. В. Секеринского на месте не было — он в дневные часы наносил визиты в штаб корпуса, Департамент или Петербургское охранное отделение, но не по делам службы, а просто для поддержания добрых связей и «понюхать, чем пахнет в сферах». Для этого он использовал казенный экипаж, чуть ли не единственный в системе ОКЖ и ДП — второй такой был у начальника Варшавского ГЖУ. Петр Васильевич Секеринский был «осколком прошлого» и дослуживал свои последние годы. Он был уже в преклонных летах, но молодился, держался бодро и подкрашивал волосы, особенно усы. Про него рассказывали, что как-то варшавский наместник граф Берг во время объезда Варшавской губернии обратил внимание на барахтавшихся в пыли «жиденят» и, указав на них пальцем, приказал:

— Окрестить и сдать в школу!

В числе «жиденят» оказался и Секеринский. Он попал в школу кантонистов и сделал потом неплохую карьеру. В управлении его звали за глаза «Пинхусом», его кабинет и апартаменты располагались на третьем этаже.

Мартынова он принял холодно:

— Вы что же — не желаете у меня служить? — В «высших сферах» генералу уже успели рассказать о переговорах выпускника Мартынова с Чернявским и Капровым. Поручик дипломатично ответил, что это не совсем так: он хотел бы научиться сыскному делу, но теперь, «зная преданную службу его превосходительства по политическому розыску», не сомневается, что попал в нужное место. Секеринский смягчился. Узнав, что новый адъютант служил адъютантом у Шрамма, дал понять, что он не чета «таким генералам» и что «молодому человеку» не придется жалеть о своем новом назначении.

К счастью для Мартынова, полковник Кузубов оказался прекрасным товарищем и большим докой по строевой и хозяйственной части. Он указал Мартынову на двух унтер-офицеров, которые занимались всем этим делом на первом этаже управления, и порекомендовал доплачивать им по 2–3 рубля в месяц, чтобы они взяли все обязанности нового адъютанта на себя. Так и получилось: унтер-офицеры были довольны, легко и свободно чувствовал себя на новом месте Мартынов. А скоро он уже пересел за «секретный» стол и погрузился в следовательскую работу. Пока же Секеринский порекомендовал ему снять квартиру поближе к месту работы.

Мартынов раньше всех приходил в управление, знакомился с оставленными накануне подготовленными в отделении и поступившими из других подразделений документами, составлял при необходимости меморандумы и шел на доклад к начальнику. Секеринский был, конечно, не чета московскому Шрамму. О служебном экипаже мы уже упоминали, но он и ежеутренние доклады адъютанта принимал иначе. Он не любил читать подписываемые им бумаги — за исключением особо важных, а только после устного доклада о содержании документа бросал на Мартынова добродушно-ехидный взгляд и спрашивал: