– У французов свои интересы… – согласился Президент.

– Кстати, два дня назад я говорил с Аристидом.

– И что?

– Он меня успокоил. Сказал, что я могу быть совершенно уверен в том, что войны в ближайшее время не будет. По его мнению, большевики на нас не нападут – они сейчас слишком слабы.

– А Коминтерн?

– Я попытался обратить его внимание на его собственных левых, и на Коминтерн, но он достаточно невежливо перебил меня, и мне пришлось выслушивать его монолог о Европейской политике и роли Германо-Французского сотрудничества в деле сохранения Европейского мира…

Американец вздохнул с легким осуждением, как осуждают непутевого, но все-таки близкого человека.

– Его можно понять… Не забывайте, что у Бриана на шее сидят тысячи мелких вкладчиков в русские ценные бумаги. Эти пойдут на все, если почувствуют хоть малейшую возможность вернуть свои деньги. Им нужно дружить с Россией.

– У них короткая память. Они забыли, что большевики отказались платить по царским долгам? Конечно у французов свои интересы, но нельзя же не замечать очевидного.

– У него свои критерии очевидности.

– Возможно, но нельзя не видеть тенденции. Год назад Россия была слабее, чем сегодня, но она и тогда заявляла о Мировой революции. Через год она станет еще сильнее, чем сейчас… Вы знаете, что они работают над новыми вооружениями?

Президент нейтрально ответил.

– Вопрос времени – это вопрос крайней серьёзный. Красный муравейник никак не может успокоиться.

Премьер задержался на мгновение, словно решал говорить – не говорить… Решился. Машинально понизив голос, британец сказал.

– Между прочим, наша разведка добыла очень интересный документ. Это письмо одного немецкого ученого. Интересно и само послание и, главное, адресат.

Президент молчал, ожидая продолжения.

– Оно адресовано Сталину.

Куллидж кивнул. Секретарь, поняв жест по-своему, кинулся открывать окна.

– А при чем тут немец?

– Он предлагает русским аппарат, который может подняться выше атмосферы Земли, в космос.

По голосу премьера президент понял, что это отчего-то для него очень важно. Несколько секунд он молчал, ожидая продолжения.

– Учитывая нашу информированность об последних разработках вооружений большевиками, мне становится как-то не по себе… Комбинация того, что у них уже есть, по нашим сведениям, и того, что предлагает немец, может ввести большевиков в соблазн перекроить карту мира…

«А что у них есть?» – хотел спросить Президент, но вовремя остановился.

– В таком случае нам лучше обменяться письмами. Вопрос уж больно деликатен…

– Согласен, – отозвался британец, уже пожалевший об откровенности. – Я попрошу экспертов составить меморандум по этому вопросу и дипломатической почтой переправлю его вам… Прощайте, господин Президент.

– Всего доброго, господи премьер-министр!

Президент осторожно положил трубку на рычаг. Разговор направил его мысли в иное русло. Что же такое изобрели коммунисты, что повергает в трепет премьер-министра Великобритании? После изобретений Большой Войны что может устрашить неглупого и расчетливого политика?

Куллидж прошелся мимо стола, полами пиджака задевая спинки стульев. Секретарь молчал, чувствуя, что Президент взволнован. Когда тот повернулся к нему, нейтрально спросил, кивнув на телефон.

– Европейские сложности?

– Пока не знаю…

Президент САСШ повернулся к окну.

– Даже жаль, что я решил не баллотироваться на следующий срок… Это можно было бы отлично использовать в предвыборной компании… Кстати! Затребуйте у военных информацию по России и нашим новым видам вооружений.

Вокзальные фонари, словно устав от бесконечного стояния на одном месте, вздрогнули, качнулись и потихоньку, со скоростью ленивого пешехода поехали назад, утаскивая с собой пятна желтого электрического света. За темно-красными занавесками в окне мелькнули спины белофартучных носильщиков, отголоском недавних политических потрясений пробежал мимо плакат с карикатурным изображением не то Келлога, не то Бриана, а потом остался только чистый, выметенный ветром и метлами перрон…

А потом и его не стало.

Лязгая буферами, поезд, набирая скорость, катился мимо привокзальных построек – водокачек, бункеров, будок и пакгаузов, покидал колыбель Октябрьского переворота – город Ленинград.

Федосей не отрывая взгляда от окна, уселся. Ехать им предстояло совсем недалеко – к бывшим соотечественникам, ныне же поданным Финской Республики.

Напротив, на плюшевом диване, оставшимся, похоже еще с дореволюционных времен, сидел новый товарищ и напарник.

Чужие документы означали необходимость жить чужой жизнью, и ничуть не кривя душой, Федосей мог признаться, что новая жизнь ему нравится. Документы на имя инженера Швельдовича, солидного человека, посланного в командировку такой солидной организацией как Наркомпрос, диктовали новый образ жизни. С хорошей одеждой, увесистым золотым перстнем на безымянном пальце левой руки, толстым бумажником, в котором вместе с совзнаками лежали английские фунты и швейцарские франки и неподъемным кожаными чемоданом…