Гаспар подходит ко мне, держа обеими руками свои сокровища, с сияющими от счастья глазами. И, удивляясь, спрашивает:

— А ты не открываешь свои подарки?

— Пока нет, чуть позже.

У меня уже есть подарок. Я окидываю взглядом всех моих троих детей. В последний момент я подавляю растроганное всхлипывание. Обещание есть обещание.

Возвращаем всех на свои места. Таис и Азилис снова обретают покой в своих комнатах. Мы окутаны магией Рождества. После ужина праздник продолжается до поздней ночи. Никому не хочется разрушать волшебство этого вечера. Позже, когда мы с Лоиком остаемся одни, приютившись в углу дивана и накрывшись пледом от ночной прохлады, мы долго лежим в тишине. Яркие фонарики по-прежнему горят. Но не на елке, а в глубине моих глаз. Эго самое прекрасное Рождество в моей жизни!

В медицинской карточке Таис лежит запечатанное письмо. На конверте значится: «Вниманию «скорой помощи»!» Это послание по нашей просьбе написал нейропедиатр несколько дней назад. Сегодня оно нам пригодилось. Когда после полуночи в дверь входит бригада «скорой помощи», я дрожащей рукой протягиваю им конверт. Без слов. Врач распечатывает его и молча читает. Прочитав, он возвращает его мне со словами:

— Я все понял, — и входит в комнату Таис.

Таис плохо, очень плохо. Температура выше 40°С, но руки и ноги у нее ледяные. Пульс превышает двести ударов в минуту. Она без сознания. Пока санитары заботятся о Таис, я разворачиваю письмо и впервые его читаю. Нейропедиатр кратко поясняет, что такое метахроматическая лейкодистрофия (немногие врачи знакомы с этой редкой патологией). В нескольких фразах он описывает прогрессирующие осложнения и нынешнее состояние Таис. Он подчеркивает, что применяемое лечение направлено исключительно на облегчение состояния больной. Он отмечает, что мы понимаем неотвратимость исхода болезни, и дважды подчеркивает, что мы не хотим, чтобы Таис подключали к аппарату искусственного дыхания. В конце он упоминает, что нас следует проинформировать о непосредственной угрозе смерти. Таково наше желание. Завершает письмо фраза: «Я уверен, что вы сделаете все возможное, чтобы облегчить страдания при пароксизмальном приступе» [14] .

«Пароксизмальный» — только этот термин мне непонятен. Все остальное ясно. Врач очень точно описал ситуацию: он прямо сообщил о нашем выборе. Выбор трудный, мы с Лоиком часто это обсуждали. Мы приняли его душой и разумом. Сейчас он для нас — самое главное. И он определяет наши действия: мы хотим заботиться о Таис, хотим, чтобы она оставалась с нами как можно дольше, но мы решили не переусердствовать в поддержании ее жизни; мы сделаем все, чтобы она не страдала, не сокращая ее жизнь. В общем и целом мы не хотим нарушать естественный порядок вещей.

Врач все отлично понял. Он уважает наше решение. Он объясняет нам положение дел:

— Состояние Таис критическое. В любой момент все может измениться как в лучшую, так и в худшую сторону. Если хотите, мы можем с вами остаться.

Мы охотно соглашаемся — их присутствие нас успокаивает.

Несмотря на тяжелую ситуацию, все действуют четко и слаженно. Бригада «скорой помощи» берет на себя заботу о Таис. Санитары стараются снизить температуру и замедлить сердцебиение. Они вводят лекарства, снимают показания приборов. Мы с Лоиком не отходим от Таис. Мы разговариваем с ней. Призываем ее бороться. Уверяем ее в своей вечной любви.

Спустя два часа ее пульс немного замедляется и падает температура. Врач «скорой помощи» ждет, пока состояние Таис стабилизируется, а потом мы приходим к общему мнению: бригада может уезжать. Они уходят, взяв с нас обещание вызвать их, если Таис снова станет хуже. Я их провожаю. Когда я уже собираюсь закрыть дверь, врач поворачивается ко мне и говорит:

— Я восхищаюсь вашим мужеством, свидетелем которого был я сам и о котором прочитал в письме.

Потом, явно взволнованный, он отворачивается.

Под утро Таис просыпается, словно ничего и не было.

***

31 декабря. Истекают последние минуты уходящего года. Стрелки часов, как и мы, готовы шагнуть в неизведанное. Вместе с нами только самые близкие люди, непримиримые борцы, ставшие незаменимыми. Те, кто осмеливается пожелать нам счастливого нового года. Их единицы.

Остальные не рискнули, боясь совершить оплошность. Произнести ранящие слова. Некоторые молчат, испытывая при этом неловкость. Другие бормочут что-то невнятное, путаются в словах. Мы догадываемся, что они готовились произнести взвешенные фразы, много раз обдуманные. Но им тяжело говорить, что «все изменится к лучшему в новом году, насколько это возможно». Лучшее — враг хорошего… Это то же самое.

Если бы вы знали… Как бы я хотела вас всех умолять, если понадобится — на коленях, пожелать нам счастливого нового года! Вас, кто, не задумываясь, предлагал нам свою поддержку; вас, кто сожалеет о том, что не в состоянии утешить нас. Именно этим сегодня вы оказали бы нам неоценимую услугу. Помогите нам ощутить твердую почву под ногами! Сделайте так, чтобы мы сохранили веру! Добавьте нам позитива!

Больше всего нам не хватает оптимизма и надежды. Это жизненно необходимо. Вы можете начать прямо сейчас, пожелав нам хорошего нового года. И пожалуйста, оставьте неестественный бодрый или натянутый тон, снисходительные взгляды. Пожелайте нам этого от всего сердца. Не один раз, а раз сто. Когда боишься переусердствовать, то делаешь слишком мало.

Когда и как все произойдет, мы не знаем, но нам известно, что у нас есть самое большее несколько месяцев. Мы ни от кого не скрываем, что нас ждет, но думать об этом пока не хотим. Этот момент придет скоро. Но если уже сегодня все наши мысли будут об ожидающем нас испытании, мы впадем в оцепенение и в конце концов это нас уничтожит. Страх быть поглощенными безнадежностью парализует.

Плохое само нас находит. Я согласна. Но хорошее тоже существует. И имеет право запаздывать. И поэтому в наступившем году пожелайте нам, пожалуйста, не просто лучшего или хорошего, пожелайте нам самого лучшего!