— Побеседовали?

Двое мужчин посмотрели на вынырнувшую из-за экзотического деревца женскую фигурку, и Аркадий снова спросил:

— Можно все же узнать, о чем?

— Дай сигарету.

— Пожалуйста.

— И прикурить.

— Пожалуйста.

— ...о чем, о чем — о Льве Толстом.

— Вот так, Володь, она шутит.

— Я предложила ему увезти труп и зарыть где-нибудь к чертовой матери.

— Кому?!

— Ну не Льву же Толстому, Владимир. Предложила за это крупную сумму из своей доли.

Мужчина напротив нее застыл с приоткрытым ртом, а муж холодно поинтересовался:

— Лен, ты с ума не сошла? Это ж прямой путь всем в зону.

А слегка пришедший в себя Владимир просипел севшим вдруг голосом:

— Этого нельзя-а...

— Да успокойтесь вы оба, отказался он. Понятно вам, что Сергей Петрович, а не Лев Николаевич? Аркадий, сходи к бару, добавь мне в стакан пузырей.

Муж привстал, подумал, и встал окончательно.

— Фу, как тебе такое в голову пришло, а?

— Как мне, дуре, сразу в голову не пришло договориться об этом с ребятами.

— Еще лучше. Может, тебе покрепче чего?

Владимир еще не избавился от переживаний:

— Леночка, ну как же такое можно, ей богу!

— Дураки вы, простите. Сейчас: «Ушел из дома и не вернулся» больше, чем объявлений «Сниму квартиру». Ну уехал он пьяный куда-то вчера вечером, а мы тут причем? За что нас было бы зацепить? И менты эти алчные быстро сообразили бы — лучше дело не тянуть, а быстрее от нас получить «благодарность». Не понимаете? А сейчас всем куда деваться, когда вон он, — она ткнула большим пальцем себе за спину, — реальный труп.

Муж застыл с бутылкой в руке.

— Черт возьми, Володя... она права.

— Нет, ребята, я, — тот мелко-мелко замотал головой, — я это никак не воспринимаю, мы же не из уголовной среды, нет...

Женщина, продолжая досадовать на себя, махнула рукой:

— Ладно, уже проехали, мимо, — и нетерпеливо посмотрела на мужа.

Тот, вглядываясь, доливал брют сквозь поднимавшуюся пену.

— А много ты предложила?

— Более чем.

— Отказ был мотивированный?

— У-гу. Толстой не велел, когда они стояли рядом и Сергей Петрович за его рубашку держался.

Еще секунды три муж сохранял внимание, затем бутылка выскользнула из руки, и он едва успел подхватить другой.

И начал смеяться.

Рвущимися наружу порывами.

Владимир, на все это, лишь вскинул плечи и еще выше глаза.

Длинная пипетка снова нырнула в колбу и добавила пару капель в мензурку, которую приходилось держать в руках из-за отсутствия штатива.

Это неудобство, впрочем, удалось ликвидировать с помощью стакана, найденного в туалетной комнате — мензурка в нем устойчиво помещалась, хоть и под некоторым углом.

Наклонный угол сейчас не играл никакой роли, а вот цветовая окраска от теперь последнего реактива — играла решающую.

Человек приблизил к себе пипетку, поглядел на ее кончик, где красным стояли мерные черточки, скачал пару капель реактива назад, а затем очень бережно понес пипетку к мензурке.

Видимо, важность момента заставляла применять больше усилий, чем этого требовала нехитрая совсем технология, и вряд ли следовало сдерживать дыхание, отправляя содержимое внутрь мензурки.

Окраска должна выступить почти сразу.

Или ее не будет?

«Как бы не хотелось», — сказал Алексей.

Он чуть поболтал мензурку, уставил ее перед глазами... но зачем-то продолжал держать, пялиться — есть она, есть — та самая выраженная цветовая характеристика, хоть на лекции студентам показывай.

— Опаньки, кажется, обед привезли! — другие повернули головы и тоже различили через тонированное стекло въезжающий в ворота фургончик. — Я бы, дорогая, выпил все-таки перед обедом стопочку виски, сухое как-то до конца не оттягивает. Володь, ты не хочешь?

— Пожалуй. Пятьдесят граммов, не больше.

Аркадий отошел к бару, проворно налил на глазок в два стаканчика, повернул на бутылке крышку и замер вдруг, глядя на тех, за столом.

— Послушайте, а что если все это продолжение жребия?

Там подняли на него глаза.

— Что продолжение? — не понял Владимир.

— Вот эта, вот, смерть — яд был заранее впрыснут в бутылку. Понимаешь?

— Не понимаю.

— Тоже жребий — кому попадет.

— Аркаша, но здесь много бутылок, — человек повернулся в кресле и показал рукой: — Тут одних вин штук пятнадцать сортов.