Пусть себе говорит, я останусь при своем убеждении. Опасно быть существом иного порядка в управляемом людьми мире.

— Диана, посмотри на меня.

Вопреки всем инстинктам я посмотрела.

— Ты отталкиваешь магию от себя. Точно так же, по-твоему, поступали ученые, о которых ты пишешь. Проблема в том, что у них ничего не вышло. Даже те из них, что были людьми, не сумели полностью изгнать магию из своего мира — это твои собственные слова. Она возвращалась снова и снова.

— Это совсем другое, — шепотом ответила я. — Сейчас я говорила о своей жизни. Ею я могу управлять.

— Не другое, а то же самое, — сказал он с полной уверенностью. — Ты будешь пытаться, но у тебя ничего не выйдет, как не вышло у Роберта Гука и Исаака Ньютона. Они оба знали, что без магии мир не может существовать. Блестящий Гук, умевший мыслить в трех измерениях, изобретавший приборы и ставивший опыты, так и не раскрыл полностью свой потенциал именно из-за страха перед тайнами мироздания. А вот Ньютон… столь бесстрашного ума я никогда не встречал. Он не боялся того, что нельзя увидеть глазами и с легкостью объяснить. Он принимал все как есть. Ты как историк знаешь, что к теории притяжения он пришел через алхимию и веру в невидимые причины роста и перемен.

— Ну, значит, я Гук. У меня нет желания стать легендой наподобие Ньютона. — Или собственной матери.

— Страх сделал Гука желчным завистником. Он вечно оглядывался через плечо и критиковал чужие эксперименты. Так жить не годится.

— Я не буду строить свою работу на магии, — упрямилась я.

— Никакой ты не Гук, — заявил Мэтью. — Он был человеком, которому вражда с магией испортила жизнь, а ты ведьма. Тебя эта вражда уничтожит.

От этих заманчивых речей в меня закрадывался страх. Послушать Мэтью Клермонта, нечеловеком можно быть без всяких тревог и последствий. Но он вампир, ему нельзя доверять. И насчет магии он не прав. Не может быть прав. В противном случае получается, что я сражалась с воображаемым врагом всю свою жизнь.

«Страшно тебе? Сама виновата. Приоткрыла магии дверь, вопреки собственным правилам, а следом пролез вампир со всей прочей компанией». Помня, как погибли мои родители, я начала задыхаться и вся покрылась гусиной кожей.

— Я умею выживать только без магии, Мэтью. — Но призраки отца и матери не слушали моих оправданий.

— Это твое выживание — ложь, к тому же неубедительная. Ты думаешь, что хорошо притворяешься, но обманываешь только себя. — Он точно диагноз ставил. — Я видел, как люди на тебя смотрят. Они знают, что ты другая.

— Чепуха.

— Шон теряет дар речи, стоит тебе поглядеть.

— Он был неравнодушен ко мне в бытность мою аспиранткой.

— И до сих пор неравнодушен, но дело не в этом. Мистер Джонсон, надеюсь, не твой поклонник? Однако он вкупе с Шоном трепещет при малейшей перемене твоего настроения и боится, когда не может посадить тебя на привычное место. И добро бы речь только о людях: дона Берно ты перепугала чуть ли не до смерти.

— Того монаха? — не поверила я. — Он тебя испугался, а не меня!

— Мы с доном Берно знаем друг друга с 1718 года, — сухо сообщил Мэтью. — С какой стати он будет меня бояться? Мы познакомились на вечере у герцога Чандоса, где он пел Дамона в «Ацисе и Галатее» Генделя. Могу заверить, что испугала его именно ты.

— Мы живем не в волшебной сказке, Мэтью, а в человеческом мире. Людей намного больше, и они действительно нас боятся. Человеческий страх сильнее и магии, и вампиров.

— Страх и отречение — человеческий путь. Ведьме он заказан, Диана.

— Этого я как раз не боюсь.

— Еще как боишься. Пошли, я отвезу тебя в Оксфорд.

— Послушай. — Желание получить нужную информацию пересилило все остальное. — Мы оба интересуемся «Ашмолом-782». Между вампиром и ведьмой не может быть дружбы, но работать-то вместе мы можем?

— Не уверен.

Всю дорогу до Оксфорда мы молчали. Люди ошибаются, думая, что вампиров делает страшными жажда крови — в Мэтью меня больше всего пугало это его отчуждение и внезапные вспышки гнева.

У ворот Нью-колледжа он достал мой коврик из багажника, сказав без всякого выражения:

— Хороших тебе выходных.

— Спокойной ночи, Мэтью. Спасибо, что на йогу сводил, — сказала я столь же бесстрастно. И не оглянулась ни разу, хотя чувствовала, что он смотрит мне вслед.

Мэтью пересек Эвон [22] по горбатому арочному мосту. Крутые утесы и темное небо Ланарка успокаивали его — суровая красота этой части Шотландии соответствовала его настроению. Липовая аллея, остаток былой роскоши, некогда вела ко дворцу. Мэтью, сбросив скорость, подъехал по ней к черному ходу в бывший охотничий домик. Необработанный камень задней стены контрастировал с кремовой штукатуркой фасада. Путник вылез из «ягуара», достал из багажника чемоданы.