Борт выдержал, думаю, в том числе и потому, что кормчий сумел перевести таранный удар врага из прямого в скользящий, примерно градусов под пятьдесят, гребцы едва успели повытаскивать весла.

Корабли сошлись носом и кормой, первого прыгнувшего к нам на борт великолепным ударом топора из-за щита сына зарубил лично кормчий. Не имеющие возможности атаковать воины противника били из луков и арбалетов. Чтобы стянуть корабли бортами, вслед за стрелами к нам полетели абордажные крючья, но рубить их было некогда.

Рядом со стрелой в глазу завалился на спину многострадальный Бьярни, за ним лежали или еще ворочались несколько наших. Стрела щелкнула меня по шлему, другая застряла в наплечнике. Вслед за этим я удачно всадил болт в голову парня, пытавшегося тянуть канат с кошкой на конце. Результаты остальных выстрелов были видны плохо.

На корме рубили и стреляли атаковавших, храбрости которых можно было позавидовать. Вообще, выучка дружины неизвестного рыцаря моря впечатляла, прохвосты умудрялись одновременно атаковать, закрываясь от лучников щитами, стягивать корабли бортами, прячась за планширом, а также закрываясь щитами, и вдобавок при этом отстреливаться. К счастью, относительно неудачно. Наши подавили лучников противника, и те начали стрелять навскидку, высовываясь из-за укрытий.

Прежде чем расстояние между бортами сократилось, я подстрелил одного такого, беднягу толкнуло назад, его стрела пролетела высоко над моей головой. На корме трое врагов оттеснили наших от кормового весла. Повсюду лежали трупы, старший Ульрик был жив и, кажется, невредим, походя срубив замешкавшегося абордажника, который прыгнул на помощь своим через борт нашего корабля, а вот младшего Ульрика видно не было. Боеготовых воинов с нашей стороны стало заметно меньше, но кто выбыл, точно определить было сложно. Парни лупили стрелами со всей возможной скоростью по любой открывающейся цели. Я в очередной раз зарядил арбалет и, вытащив мечи, воткнул их в пайол. Потом взял рогатину старика, мысленно поблагодарив его за отсутствие смертельных для постороннего опций защиты. Слегка пощипывало руки, будто рогатина источала слабый электрический разряд. Меня так и подмывало воспользоваться содержащейся в ней энергией. А вот этого делать как раз не следовало. Воткнул ее рядом с мечами.

Те, кто ломанулся через борт, не дожидаясь полного схождения бортами, были первой волной нападавших. Когда я менял оружие, на корме к тому времени остался в строю только один человек из тех троих, которые отжали наших.

Первый из абордажной группы противника, попавшийся мне на глаза, получив болт в упор, выронил копье. С расстояния в два метра его кожаная морская кираса была пробита, как бумага. На результат попадания я не смотрел, хватая рогатину колдуна и на лету всаживая ее в живот шустрому парню, прыгнувшему к нам с топором в руках. Далее последовали весьма похожие на укладку сена действия: падающее вниз тело само развернуло рогатину древком вверх, и направленное мною древко столкнулось с еще одним нападавшим. Проще говоря, ударил его древком в висок, после чего он упал и был тут же зарублен вездесущим Микой, чья рана достаточно быстро в свое время затянулась. Погашенная о чужую голову инерция помогла достаточно быстро выдернуть наконечник из тела и всадить его в бок противнику справа, как раз в незащищенное морской кирасой место. Неожиданно оказалось, что древковым оружием можно работать и в достаточно стесненных условиях. Хотя расплатой за столь удачный дебют была стрела в моей груди чуть ниже шеи, пришпилившая к бригантине мой хауберк, и сильнейший удар по голове чуть погодя, отчего я упал на колени, лихорадочно хватая торчавшие мечи. Стукнувшего меня по голове воина зарубил тот же Мика. Мечи я нашел. Чуть позже очередная стрела вырвала у Мики кусок щеки.

Нам было легче, основные усилия противник сосредоточил на кормовой половине шнеккара. Там расстояние между бортами кораблей было меньше или отсутствовало вообще. Судя по силе напора и беспорядочности действий, на нас лезли либо одуревшие от боя отморозки, либо группа, отвлекавшая внимание.

Еще одну стрелу я ловить не стал, неожиданно для самого себя перемахнув на вражеский корабль. Видимо, сработали рефлексы: хотелось одновременно решить проблему стрелков, безнаказанно расстреливавших фланг нашего строя, и атаковать врага, тоже с фланга и тыла. Если удастся выжить.

Первое, что я там получил, это еще одну стрелу в грудь. Второй стрелок попытался выхватить меч. Первого я заколол Чернышом, второму отсек малхусом тянущую клинок из ножен руку и рубанул по колену Черным мечом, одновременно разворачиваясь на случай возможного удара в спину.

Сзади дергался на банке кто-то из наших в личине, брызгая кровью из рассеченного горла, а сбитый на пайол Мика пытался закрыться от удара противника своим щитом. Два шага, обозначение одним мечом атаки в голову и нанесение вторым реального удара, отрубившего кисть врага. В следующее мгновение я нанес укол Чернышом под щит в бедро его соседа и развалил малхусом голову третьему. Шаг назад — и подрублено изнутри колено первого. Я автоматически прикрыл шею Черным мечом. Первый упал как подкошенный, поджилки-то рассечены. Я принял сильный рубящий удар в бок от второго и нанес ответный в его уже задетое бедро, он завалился и получил рубящий удар в спину, в район правой лопатки. Отмахнувшись малхусом на уровне головы, я долей секунды позже уколол в пах следующего противника, он сложился пополам. Не останавливаясь, делаю шаг вперед, блокирую малхусом удар в голову и тем же малхусом раскалываю искаженное ужасом лицо противника. Через мгновение я нанес очередной укол Черным мечом — в живот еще одному абордажнику — и в следующую секунду разрубил ему шею Мёрком.

В этом мире обоерукие бойцы встречались не так уж редко, но они почти не практиковали работы на укол, действовали, как в обычном фехтовании с мечом и щитом, в основном рубящими ударами, что со щитом было оптимальным, но изрядно обедняло технику. В сутолоке боя достаточно сложно парировать быстрый и коварный укол снизу вторым мечом, тем более со стороны, неприкрытой щитом, когда на уровне глаз мельтешит и периодически кого-то рубит первый меч.

Удар очередного морского разбойника я парировать не успел, чувствительно получив по наплечнику. Он поймал рубящий Черныша в голень, упал. Поножей большинство противников не имело. Добить упавшего я не успел, рядом появились Мика с залитым кровью лицом, разрубивший ему горло, и Хаген с топором в руках. Окруженные нами остатки врагов сгрудились в носовой части своей шнекки, но отбивались до конца. Хотя этого я уже не увидел, поскольку следующий противник одновременно с моим коронным уколом ему в колено сам всадил мне в грудь топор. Секундой позже что-то ударило по шлему, и я на пару минут выпал из жизни. Первое, что я увидел, очнувшись, это борт третьего вражеского корабля метрах в двадцати. Потом по шлему щелкнула стрела, и я залег за планширом. Левая рука слушалась с трудом, из прорубленной на груди щели текла кровь. Кроме того, гудела голова, правый нащечник оказался помят, а на самой щеке чувствовалась влага. Соображал пока туго, возвращающихся остатков разумения хватило только поискать оружие.

Повезло. Мёркмордер валялся почти под ногами, рядом валялось тело с разрубленной шеей и топором в руках. Пока я подбирал малхус, купец врезался в шнеккар, одновременно по спине щелкнула отрикошетившая стрела. В этот момент к нам начали прыгать очередные гости. Их, естественно, встретили наши, кто к тому времени уцелел. Они и дали мне время очухаться.

Возможно, я и ошибаюсь, но спасла нас ошибка вражеского командира. Вместо того чтобы перебить нас из луков, он повел свою команду врукопашную, несмотря на редкие, но точные выстрелы с нашей стороны. Причина понятна — этот человек предпочел не затягивать бой, опасаясь проиграть в противоборстве лучников. Возможно, он поступил и правильно, пытаясь вырвать у судьбы шанс победить орков, которые численно уступали людям, но превосходили их в индивидуальной боевой выучке.