— Нет, серьезно. Мы все время меняемся. Растем. Становимся выше, у нас вырастают зубы.

— Это не то.

— Так ведь еще страннее, — не унималась Мария, — ты же понимаешь, что с тобой происходит.

Но Мартин потерял интерес. Он уже изучал открытки на выходе. Оба купили по невыразительной открытке с окаменелостями («Может, лучше взять симпатичный вид? Или пляж?» — недоумевала миссис Фостер) и начали подниматься через весь город к дому. На этот раз путь показался гораздо короче, чем обычно. Обескураженные, они уже очень скоро стояли у ворот, и Мартин прощался:

— Ну ладно, пока. — И вежливо добавил: — Спасибо, что взяли меня с собой.

Лежа в постели в ожидании сна, Мария медленно поплыла назад, к вчерашнему вечеру. Та же кровать, то же окно, те же занавески. Но между ними — двадцать четыре часа, и сколько всего произошло. Ничего особенного (просто мы с Мартином приятно провели время в музее), но все-таки это было время, меняющее все. Даже меня, подумала она. Я уже не такая, как вчера вечером. Не совсем такая. Выгляжу-то я так же, — правда, я, наверное, стала немножечко больше, не могла же я не вырасти, — и все же я не такая, не совсем такая, ведь я что-то увидела, что-то сделала, о чем-то подумала, а вчера в это же время я еще ничего такого не знала.

Снизу доносился мамин голос, обрывки разговора с отцом:

— …не утомительный мальчик — отнюдь… ему почему-то очень понравился музей… весело болтали… она была…

И может быть, подумала Мария, засыпая, я расскажу ему о вышивке и о часах — вдруг ему тоже будет интересно. Но я еще точно не знаю. Надо будет еще об этом подумать.

— Gryphaea, мезозойская устрица, — определил Мартин.

— Интересно, какие они были на вкус?

— Ихтиозаврам, наверное, нравились. С кусочком тоста.

Чего-чего, а уж Gryphaea на пляже хоть отбавляй — закрученных, как змеи, серых камушков. Мария с Мартином нашли уже целых пять штук.

— Нам нужен позвонок бронтозавра, вдруг повезет? — размечтался Мартин.

Они листали книги в библиотеке. По холлу взад-вперед сновала миссис Фостер, всякий раз нервно заглядывая в комнату. Она так и ждала, что Мартин что-нибудь разобьет.

— Почему бы вам не поиграть на улице?

— А мы как раз собирались, — вежливо ответил Мартин.

Здорово он обращается со взрослыми, подумала Мария. Я так не могу. Всегда у него выходит, как он хочет, а не наоборот.

Миссис Фостер удалилась в кухню и закрыла за собой дверь.

— Джеймс вчера стащил мою Stomechinus. Я же ее нашел. Ну, я ему и врезал, но не сильно. Он наябедничал маме, и меня рано отправили спать.

Мария сочувственно кивнула.

Джеймс — это, кажется, брат, не кузен, подумала она, тот, которому года четыре, но я не уверена — она никак не могла в них разобраться.

— Если ты старший, ты всегда неправ, — сказал Мартин, неожиданно помрачнев. Что ни сделай — все плохо, потому что ты уже большой и должен быть умнее. Только и знаешь таскать всем вещи со второго этажа — свитера всякие. Так жизнь и проходит. Смотри, какая отличная окаменелость. Вот бы нам такую найти.

Им попалась книга с прекрасными иллюстрациями.

— Такую не найдешь.

— А вдруг?

— Не, не найдешь. Это трилобиты. Они встречаются в другой породе, гораздо более древней, чем наш голубой лейас. Когда он только образовался, трилобиты уже вымерли.

— А жаль, — огорчился Мартин. — Здесь сказано, они умели сворачиваться, как мокрицы. Ну ладно… Знаешь что? — продолжал он, сверля Марию взглядом, как будто рассматривал ее в мощный микроскоп.

— Что?

— Все знакомые девочки похожи на чьих-то сестер, например на мою. А ты ни на кого. Наверное, потому что ты ничья не сестра.

Есть такие мгновения в жизни — самые приятные, — ими лучше всего наслаждаться одному: первая секунда, когда входишь босиком в холодное море, когда читаешь некоторые книги, когда утром видишь, что за ночь выпал снег, когда просыпаешься в день рождения… Есть и другие мгновения — их чудо можно ощутить, лишь глядя другому в глаза. Такие, как сейчас, с грустью подумала Мария, потому что не успел Мартин договорить, как тут же отвернулся и стал рассматривать комнату. И больше никто никогда не узнает.

— Да, странноватенький у вас домик.

— Здесь все викторианское. Мама говорит, это вещь!

— Получше дурацкой гостиницы.

— Наша хозяйка живет через дорогу, — сказала Мария. — У нее там много часов. И одна картинка, такая необычная. Не нарисованная, а вышитая. Ее сделала девочка, почти как я по возрасту.

— Откуда ты знаешь?

— Там вышито. И год — 1865-й. Я все время о ней думаю. Не знаю, что с ней случилось.

— Выросла, — весело ответил Мартин. — Выросла, вышла замуж, родила детей — все как положено. Смотри, какой здесь фанатский атлас.