Ударом ноги он выбил оружие из рук преступника, ухватил Асламбекова за воротник и за брючный ремень, разогнался, насколько это позволяла ширина кабинета, и швырнул негодяя в окно. Послышался звон разбитого стекла, в окне мелькнули ступни преступника.

– Что ты сделал?!
– вскрикнул Уточкин.
– Это же седьмой этаж!

Дикий рев послужил ответом полковнику.

Все, кроме Леонова, подбежали к окну, глянули вниз, и Светлана сразу же отвернулась. Полковник Уточкин хмыкнул, оглянулся, увидел лежащий на ковре пистолет и приказал нерасторопному следователю:

– Убери!

Затем Уточкин подошел к Леонову:

– Дорогой, даю тебе двадцать четыре часа, чтобы твоего духу в городе не было!

После этих слов Уточкин обнял майора. От полковника пахло домашним печеньем.

Тюрьма организованной преступной группировки под названием "Черный дрозд" находилась в подвалах бывшего военного завода. Предприятие простаивало без государственного заказа, месяцами не платило рабочим зарплату, и вскоре начальство ложилось до того, что не на что стало содержать военизированную охрану. Завод объявили банкротом, но, перед тем как предприятие попало на торги, часть оборудования была вывезена, а остальное растащило местное население.

Когда все, что можно украсть и выдрать из цехов, било вывезено, к делу приступили различного рода хулиганы и любители побуйствовать, которые разбили, покалечили, изуродовали все оставшееся.

Владельцы "Черного дрозда" через подставное лицо выкупили завод и прилегающую к нему территорию вместе с долгами и организовали в одном из цехов что-то вроде фабрики по консервированию овощей. На самом деле это было лишь прикрытие, за которым таилось нечто большее. Подвалы с метровыми стенами, поделенные на боксы, представляли собой удобное место для устройства там своеобразной тюрьмы. Именно в один из таких боксов и был помещен провинившийся Николай Хининов. В соседних камерах томились парни из низовых звеньев организации. Иногда сюда привозили того или иного клиента и держали неделю или две. Буквально все в этой импровизированной тюрьме напоминало настоящую, в том числе распорядок дня, кормежка, прогулки, цепные собаки во дворе.

Основным методом перевоспитания начальник тюрьмы, краснорожий алкаш Вильданов, считал труд. С утра до ночи узники были заняты работой. Кто точил ножи, кто резал по дереву, но у Хининова работы было немного, потому что спрос на взрывные устройства был невелик: две-три бомбы в неделю. Доступа к взрывчатым веществам для Николая было достаточно, чтобы он мог замыслить побег. Хининов знал, что просто так его никогда не выпустят, и поэтому долго и тщательно готовился к побегу.

Однажды вечером послышался грохот раскрываемой металлической двери, и в его камеру втолкнули очередного провинившегося боевика.

– Вот, здесь сидит Хинин. От него вечно химией воняет, будешь ему другом, - сказал приведший новичка Вильданов.

– Пошел ты...
– буркнул провинившийся бандит.

– Иди, иди, не огрызайся. Не хочешь быть Хинину другом, станешь подругой, - съехидничал Вильданов.
– Эй, Колян, вот тебе компаньон!
– с этими словами Вильданов пнул под зад новичка и запер решетчатую дверь на замок.

– Здравствуй, - сказал парень, исподлобья глядя на Николая.
– Привет из свободного мира.

Хининов продолжал молча сидеть на табуретке, глядя на ноги вновь прибывшего. "Черт побери, подсунули этого хмыря в тот момент, когда у меня все готово к побегу. Он будет мне только обузой".

– Ты что, оглох? С тобой здороваются, - угрюмо сказал бывший боевик.

– За что тебя сюда упекли?
– вместо приветствия спросил Хининов.

– Да пару раз обкурился, - примирительным тоном сказал парень.
– Это что, здесь спят на железных нарах?
– спросил он и стукнул здоровенным кулаком по сваренной из металлических уголков кровати.

– Как видишь.

На лице парня виднелись следы побоев. Одежда его была испачкана в каком-то мазуте. Его, наверное, доставили сюда в багажнике машины и с кляпом во рту, потому что уголки рта у новичка были слегка надорваны.

Вскоре принесли еду. В двух алюминиевых тарелках дымилась гороховая каша. Ужин дополняли два стакана чая и буханка хлеба на двоих.

– Это все?
– глянул на Хининова парень.

– А ты что думал, здесь тебе цыпленка табака подадут?

– Е-мое, если бы я знал...

– Поздно, батенька, сетовать, - сказал Хининов и принялся есть.
– Это еще по-божески. Ты в настоящей тюряге не был.

Новичок не притронулся к еде и улегся на тюфяк. Он не спал, его глаза лихорадочно блестели.

– И на сколько тебя?

– Сказали, что на две недели. До исправления. Слушай, у тебя ширнуться не будет? У меня сейчас начнется ломка...

– Когда Вильданов уймется, - сказал Хининов, - я тебе устрою.

Через час дверь в коридоре заперли, везде погас свет.