По телевизору передают биржевую статистику, а диктор Си-эн-би-си читает: «К новостям игровой индустрии. Сегодня консорциум „Евробет“ заявил, что не будет более бороться за право приобретения отеля „Трокадеро“ в Лас-Вегасе. Отказ „Евробет“ от участия в торгах позволит Эду Напье приобрести „Трокадеро“ и на его месте построить самый большой отель в Соединенных Штатах».

Знаете, о чем еще я думаю, сидя в одиночестве в пустом ресторане, потягивая пиво и заедая его бургером? Я думаю, что удачная афера сродни ужину. И в том, и в другом имеется смысл, если есть с кем его разделить. Что проку, если все равно сидишь в отеле один-одинешенек и тебе даже поговорить не с кем?

Вернувшись в номер, я кладу черный дипломат Элиху Катца на кровать. Красно-коричневое одеяло сшито из толстой ткани, жесткой, как засохший французский багет, на нем осталась высушенная сперма сотен гостей. Цветы на одеяле призваны скрыть следы ботинок и колесиков от дорожных сумок, которые побывали в самых грязных уголках земли.

Я открываю дипломат и достаю из него три бумажных пакета. Пакеты мятые, туго завернутые, как в спешке собранные остатки обеда. Я осторожно разворачиваю один из пакетов и высыпаю его содержимое на одеяло. Гляжу на аккуратную горку небольших бриллиантов — в один-два карата каждый. Они похожи на маленький песчаный замок. Бриллианты сверкают даже в скудном свете гостиничной лампочки. В каждом пакете их на пять миллионов долларов.

Я складываю бриллианты обратно в пакет. Беру по одному, зажав между большим пальцем и указательным. Я сворачиваю пакет и кладу обратно в дипломат. Затем открываю второй пакет и высыпаю содержимое на одеяло. Еще один песочный замок стоимостью в пять миллионов долларов. Закончив со вторым пакетом, проверяю третий.

Бриллианты — это валюта для таких, как я. Они маленькие, ценные и не выдают обладателя. Ну и, конечно, они красивы. Главное, не привязываться к ним. Скоро у меня их не будет, я отдам их Андре Сустевичу.

Завтра я отдам эти бриллианты Профессору, чтобы рассчитаться с долгом.

Не каждый день крадешь деньги у человека, а потом выплачиваешь ему свой долг его же деньгами. Согласитесь, изящный ход. Этим я могу справедливо гордиться.

В понедельник, когда я закончу все дела с Сустевичем, настроение у него будет падать, несмотря на полученные от меня деньги. Настроение будет ухудшаться по мере того, как будет падать цена акций HPPR. В понедельник утром звездный час компании закончится, и ни один разумный инвестор не станет покупать их акции, все вернется на круги своя — цена акций «Галифакс протеин» резко упадет до первоначальной цены, где-нибудь центов до трех за акцию. Те восемь миллионов акций, которые Сустевич купил в надежде потом перепродать их Напье по десять долларов, окажутся ничем, как та породистая собака оказалась безродной дворняжкой.

В десять вечера я беру напрокат в аэропорту Сан-Хосе машину и еду на север, в Вудсайд, на встречу со своим сообщником.

Афера сродни браку. Все верят в романтические сказки про прекрасную половинку, которая будет тебя дополнять, которая сделает тебя цельной личностью и которую можно найти, надо только искать. Но реальность оказывается куда банальнее. Обычно сходишься на время с тем, кто рядом.

Так и в моей афере. Отчаяние и жадность заставляют выбирать странных компаньонов.

Подъехав к его особняку, я останавливаюсь у будки охранника. Там тот же человек, что и в прошлый раз. Именно он вел меня в подвал, после чего началась моя непростая история общения со стоматологом.

— Я приехал к господину Напье, — говорю я.

Охранник кивает.

— Езжайте по этой дороге к дому, там припаркуйтесь.

Он подходит к воротам и открывает их.

Луна почти полная, даже дорогу видно. Я медленно еду по гравию. Каждые десять метров по бокам встречаются фонарики. На вершине холма я вижу белый дом в испанском стиле с черепичной крышей. Снизу его освещают прожекторы. Я останавливаю машину в пятнадцати метрах от галереи. Меня встречает охранник в костюме. Лицо у него знакомое. Именно он выбил мне передние зубы.

— А новые зубы неплохо выглядят, — разглядывает он меня в свете луны.

— При нормальном освещении заметно, что они немного разного цвета, — объясняю я. Потом все же добавляю: — Стоматолог попался из Таиланда.

Охранник кивает и мерзко улыбается, словно я отпустил какую-то грязную шутку.

— Неважно, — сдаюсь я.

Он ведет меня по мощеной дорожке мимо плетеной мебели и горшков с бугенвиллией. Мы заходим в гостиную. Там я вижу Напье, склонившегося над бильярдным столом. На нем водолазка и брюки. Я впервые вижу его без костюма.

Охранник выходит из комнаты, не сказав ни слова. Напье не глядит на меня. Он отводит кий назад и бьет по шару. Биток, не вращаясь, попадает по «четверке», и та летит в угловую лузу. В одном этом движении кисти весь Эд Напье. Бьет он сильно, жестко, прямо. Никаких аккуратных ударов накатом. Никаких легких касаний.

Он примеривается к следующему удару: «пятерка» в центральную лузу. Не поднимая на меня глаз, Напье говорит:

— Неплохо сработано.

— Да, — соглашаюсь я.

Напье бьет по шару. «Пятерка» со свистом влетает в центральную лузу.