Ее речь вошла в полное противоречие с речью предыдущего оратора. Он сделал из развивающейся техники пугало; она выступила с предупреждением, что решение суда в пользу Эндрю поставит под удар научный прогресс. Но, как объяснил Стэнли Маленькой Мисс, подобных несообразностей следовало ожидать: основным оружием представителей противной стороны в сегодняшней дискуссии были, по сути дела, эмоции, а не серьезные доводы разума.

Оставался еще один оратор — Ван Бюрен, адвокат, лично представлявший здесь всех тех, кто выступал против Эндрю. Это был высокий, импозантный мужчина с классической наружностью сенатора: коротко подстриженные седеющие волосы, дорогой костюм, прямая фигура. И его речь с абсолютно четкой аргументацией ни в коем случае не была эмоциональной.

— Мне совершенно ясно, ваша честь, что предмет разбирательства настолько простой, даже, я бы сказал, тривиальный, что я не знаю, зачем мы здесь собрались. Истец, робот НДР-113, попросил своего владельца, достопочтенного Джералда Мартина, объявить его свободным роботом. Да, свободным роботом, первым в своем роде. Но я спрашиваю, ваша честь, какой в этом смысл? Робот — это механизм. Может быть «свободным» автомобиль? Или телевизор? Ответов на эти вопросы не существует, потому что в них нет смысла. Человек может быть свободным, это верно. И нам это понятно. Как писал один из наших великих предков, люди имеют непререкаемое право на жизнь, свободу и на поиски счастья. Что, у робота есть жизнь? Нет, по крайней мере в нашем понимании. Есть ее видимость, как, к примеру, есть видимость жизни у голографического изображения человеческого лица. Но никому не придет в голову требовать свободы для голографического изображения. Есть ли у робота свобода? В нашем понимании самого слова «свобода» — нет: о какой свободе робота может идти речь, если сам его мозг сконструирован таким образом, что он обязан подчиняться человеку, его приказам. Что же касается «поисков счастья» — что может робот смыслить в этом? Счастье — цель для человека, ни для кого больше. Свобода — чисто человеческое состояние. Робот — это не более как машина из металла и пластика, и с самого начала он целиком и полностью предназначен служению на благо человеку, и по самому определению его не может быть существом, к которому приложимо понятие «свобода». Только человек может быть свободным.

Это была хорошая речь, ясная, целенаправленная и искусно произнесенная. Конечно, Ван Бюрен понимал, насколько отменно звучат его постулаты, и поэтому несколько раз повторил их в стиле медленной, изысканной беседы, в разных вариациях, постукивая при этом рукой по столу, подчеркивая тем самым ритмику своей речи.

Когда он кончил, судья снова объявил перерыв.

Маленькая Мисс обратилась к Файнголду.

— Теперь ваша очередь выступать?

— Да.

— Я хочу выступить первой. От имени Эндрю.

Файнголд покраснел:

— Но, миссис Чарни…

— Я знаю, вы приготовили прекрасное выступление. Я ничуть в этом не сомневаюсь. Но судье пришлось выслушать сегодня более чем достаточно перлов ораторского искусства. А я собираюсь сделать одно маленькое, очень простое заявление и сделать это прежде, чем кто-нибудь еще выступит с речью. Даже прежде вас, Стэнли.

Файнголд был явно обижен. Но он слишком хорошо знал свою клиентку. По всей видимости, Эндрю оплачивал счета, но главным постановщиком этого спектакля была Маленькая Мисс.

Он подал судье нужный запрос.

Судья Крамер нахмурился, потом пожал плечами и кивнул.

— Прекрасно, — сказал он. — Аманда Лаура Мартин Чарни, подойдите сюда.

Сначала Эндрю, который сидел рядом с Файнголдом, не мог понять, кого это вызывают. Он никогда прежде не слышал, чтобы Маленькую Мисс называли полным именем. Но тут он увидел, как поднялась со своего места стройная и подтянутая Маленькая Мисс и целенаправленно устремилась в другой конец комнаты, и понял все.

Эндрю вдруг почувствовал, как захлестнула его позитронные связи жаркая лавина волнения, когда увидел, как смело встала Маленькая Мисс перед судьей. Какой она казалась отважной! Какой непоколебимой! Какой… прекрасной!

— Благодарю вас, ваша честь, — сказала она. — Я не адвокат и не умею строить речь согласно юридическим канонам, но, надеюсь, вы выслушаете меня и не будете сердиться, если я не совсем правильно употреблю латинские термины.

— Не стоит об этом и говорить, миссис Чарни.

Легкая улыбка показалась на лице Маленькой Мисс, и она приступила:

— Бесконечно благодарна вам за это, ваша честь. Мы собрались здесь сегодня, потому что НДР-113, как обезличенно предпочитают называть его все представители наших оппонентов, попросил признать его свободным роботом. Должна признаться, что слышать, как к моему дорогому другу Эндрю обращаются как к какому-то НДР-113, для меня чрезвычайно странно, хотя я и помню, что это был его серийный знак, когда, очень уже давно, он был доставлен к нам с завода. Мне было тогда шесть или семь лет, так что видите, это произошло действительно в давние времена, Мне тогда показалось, что называть его НДР-113 нехорошо, и я дала ему имя Эндрю. А раз уж все эти долгие годы он оставался в нашей семье, и только в нашей семье, он стал известен всем как Эндрю Мартин. И если вы позволите, ваша честь, в дальнейшем я бы хотела именовать его Эндрю.

Судья равнодушно кивнул головой. В этом не было предмета для разногласий: начать хотя бы с того, что прошение было зарегистрировано от имени Эндрю Мартина.

Маленькая Мисс продолжала:

— Я сказала, что он мой друг. Так оно и есть. Но он представляет собой и многое другое. Он также слуга в нашем доме. Он — робот. И было бы глупо отрицать то, что есть на самом деле. Но я считаю, что вопреки всем красноречивым высказываниям сегодняшних ораторов необходимо внести ясность — ведь все, о чем он просит суд, — это признать его свободным роботом. Не свободным человеком, как нас пытались тут заставить думать. Он вовсе не собирается требовать права на участие в выборах, или на женитьбу, или на удаление из его мозга Трех Законов, или еще на что-нибудь в этом роде. Люди есть люди, и роботы есть роботы, и Эндрю прекрасно понимает, к какой категории он принадлежит.