В своем травелоге Дашкова обратила особое внимание на места, связанные с торговлей и производством товаров. Она посетила сахарную и ковровую фабрики, осмотрела военные укрепления и оценила архитектуру и функциональность общественных зданий. По дороге она видела поместья знати, где безвкусица огромных домов резко контрастировала с бедностью и тяжелыми условиями жизни крестьян. Несмотря на часто критическое отношение Дашковой к жизни в горной Шотландии, красота гор и озер, особенно озера Ломонд, наполнила ее сердце возвышенными чувствами. В ее рассказе есть много пассажей с элементами предромантических описаний. Все время ощущая себя, по выражению того времени, женщиной чувствительной, она изучала романтические ландшафты и сады, вспоминая Лоренса Стерна и «сентиментальную кисть Ангелики Кауфман». Прочитав Джона Локка, Ж. Ж. Руссо и других писателей и философов, установивших в Европе культ чувства, она часто использовала словарь модной тогда избыточной чувствительности, особенно при воскрешении в памяти эмоций, вызванных великолепными ландшафтами горной Шотландии. Тем не менее Дашкова не была сентиментальна, проложив в своих сочинениях «канал между классическим и сентиментальным течениями современной русской литературы» [336] .

Вскоре после возвращения Дашкова серьезно заболела, и следующим летом, после сильного приступа ревматизма, доктор Уильям Куллен, шотландский врач и профессор медицины университета в Глазго, предписал ей попробовать воды на курортах в Бакстоне, Мэтлоке и Дербишире и морские купания в Скарборо. Во время выздоровления за ней неусыпно ухаживали подруги — Кэтрин Гамильтон и леди Малгрейв. Последняя считала Дашкову необычной личностью, которая «очень хорошо образована и обладает сильным мужским характером, о чем мне следовало догадаться по ее внешности» [337] . Всю жизнь Дашкова чрезвычайно любила собак, особенно маленького кинг-чарльз-спаниеля — эта порода была тогда в моде в королевских семьях Европы. Ее песик Фавори («Любимец») был источником радости, и она с удовольствием вспоминала, как Фавори тяжело переживал ее болезнь. Он спрятался под ее кроватью, отказывался вылезать и скалил зубы на всех, кто подходил. Только после того как его хозяйка резко пошла на поправку, Фавори вылез из своего убежища, вновь ласковый и любящий.

В Эдинбурге Дашкова продолжила внимательно следить за образованием сына, учившегося у Хью Блэра, Дюгалда Стюарта, Адама Фергюсона и Джозефа Блэка, а также за частными уроками верховой езды и фехтования, которые Павел брал для укрепления здоровья. Для развлечения сына она устраивала в доме танцевальные вечера. Вся эта деятельность и праздники оказались довольно дорогими, что заставило ее взять кредит в две тысячи фунтов у своих шотландских банкиров Уильяма Форбса и Джеймса Хантера-Блэра. Несмотря на траты и врожденную бережливость, Дашкова хотела сделать для сына всё, поскольку ее «полностью захватили материнская любовь и родительские обязанности» и «желание дать сыну самое лучшее образование» (112/115). Гордая и любящая мать смотрела на сына, сдававшего публичные экзамены: «…его ответы по всем отраслям изученных наук оказались столь успешны, что вызвали аплодисменты (хотя это было запрещено)» (113/116). К большой радости и удовлетворению Дашковой, после завершения диссертации и выполнения всех требований для получения степени 6 апреля 1779 года Павел стал первым русским магистром искусств Эдинбургского университета [338] . 7 мая лорд-мэр Эдинбурга провозгласил Павла почетным гражданином города, а в 1781 году в возрасте семнадцати лет он был принят в члены престижного Лондонского королевского общества. Павел был серьезным, воспитанным и трудолюбивым молодым человеком, но едва ли независимой и сильной личностью, поскольку всегда находился под бдительным присмотром авторитарной матери. Например, Дашкова должна была действовать от имени сына, чтобы прояснить сомнения в том, был он на самом деле или нет членом Королевского общества. Путаница была вызвана смертью доктора Дэниела Чарлза Соландера, который был секретарем сэра Джозефа Бэнкса — исследователя, натуралиста и президента общества.

В письме, датированном 5 августа 1780 года, профессор Хью Блэр уверил любящую мать, основываясь на успехах сына в Эдинбургском университете, что Павел оправдает в будущем все ее ожидания [339] . Дашкова, со своей стороны, подарила университету избранные труды Ломоносова и ценную коллекцию российских памятных медалей, выбитых в честь рождений императоров от Петра I до внука Екатерины, будущего Александра I [340] . В конце пребывания в Эдинбурге при подготовке к отъезду Дашкова написала инструкцию сыну о том, что делать в образовательном путешествии [341] . Ее тон и стиль напоминает письмо лорда Честерфилда сыну (1746), в котором он писал: «Знание людей приобретается только среди людей, а не в тиши кабинета» [342] . Дашкова также рассматривала путешествие как важный элемент образования и организовывала его в соответствии с рядом принципов из упоминавшейся программы образования сына. Эти принципы она описала в длинном письме, в котором просила Павла не путешествовать только ради удовольствия. Скорее, он должен образовывать себя, чтобы стать ответственным и полезным гражданином, стать нужным отечеству. Его путешествие даст возможность многое узнать о других народах и других странах. В самом деле, ничто так не просвещает, как разнообразие стран и народов, поэтому никогда не следует упускать возможность получить новые знания. Павел должен постоянно наблюдать и быть внимательным к следующим предметам: «Свойство и форма правления, законы, нравы, влияние, народонаселение, торговля; географические и климатические условия, иностранная и внутренняя политика, произведения, религия, обычаи, источники богатства, действительные и мнимые средства общественного кредита, подати, пошлины и различные условия различных сословий» [343] .

Путешествие тогда даст ему возможность приобрести реалистические взгляды и понять, какие сферы требуют изменений на родине. Постоянное сравнение со своей собственной страной должно вести к принятию всего, что может быть полезно как для индивидуума, так и для общества, и одновременно к отказу от всего негативного. Поэтому она настаивает на постоянной внимательности и наблюдательности в течение всех двух лет путешествия. Она завершает свою инструкцию призывом к сыну быть восприимчивым, почтительным и толерантным при встрече с различными обычаями и религиями в других странах: «Относительно религиозных мнений, где бы ты ни соприкасался с ними, должен уважать их. Серьезное или шутливое опровержение их, каковы бы они ни были, оставляет по себе горькое и оскорбительное впечатление на человека и никогда не забывается» [344] .

Достигнув своих целей и успешно выполнив обязанности наставницы сына, она была теперь готова покинуть любимый Эдинбург. В июне она отправилась в Ирландию, главным образом по предложению Кэтрин Гамильтон, и пересекла на пакетботе Северный пролив от Портпатрика до Донагади. Там она встретила Элизабет Морган, с которой проехала к Колрейну и осмотрела базальтовые колонны Дороги гигантов в графстве Антрим. Дашкова сравнивала свое пребывание в Ирландии со счастливым сном; она жила в Дублине «в умном и благовоспитанном обществе, одушевленном свободой манеры, свойственной ирландскому характеру» (113/-) [345] . Она наслаждалась компанией двух своих подруг — Элизабет Морган и Кэтрин Гамильтон — и проводила много времени с Арабеллой Денни, покровительницей искусств, филантропкой и основательницей приюта Магдалины для падших женщин и больницы для детей-подкидышей в Дублине. Арабелла Денни была первой женщиной, ставшей членом Королевской ирландской академии — организации, которая также сделает Дашкову своим почетным членом. Между Дашковой и более старшей леди Арабеллой, которой тогда было уже за семьдесят, установилась тесная дружба, поскольку Дашкова ценила ее ум, энергию и занятия благотворительностью. Дашкова часто ездила пить чай в ее особняк Пифилд-Клифф и провела там Рождество 1779 года. Снаружи перед дверью в холл она посадила несколько падубов [346] , два из которых дожили до наших дней и видны за садовой оградой [347] . К сожалению, замечания Дашковой о состоянии Ирландии 1779–1780 годов, которые Арабелла Денни упомянула в письме к ней, были утеряны [348] .

Однажды леди Арабелла уговорила свою русскую подругу сочинить музыку для четырех голосов и органа на слова ее любимого гимна. Сочинение было исполнено на благотворительном концерте в пользу госпиталя Магдалины и хорошо принято публикой. Дашкова держалась скромно, но была довольна приемом. После нескольких репетиций гимн был исполнен в церкви «в присутствии большого собрания верующих, которым любопытно было послушать, что сочинил русский медведь. Сбор пожертвований был весьма значительным. Этим вечером я видела леди Арабеллу в самом веселом расположении духа. Она назвала мне сумму, полученную благодаря моей музыке (на что она и рассчитывала), и в заключение дала мне нежное материнское благословение» (114/116–117).

Дашкова была автором ряда музыкальных композиций — арий, песен, духовных гимнов и аранжировок народных мелодий. Годом ранее она послала одно из своих сочинений актеру Дэвиду Гаррику [349] в надежде, что он сможет найти ему место на английской сцене. Его ответ был учтивым, ободряющим, но уклончивым: «Вчера лучший музыкант и превосходный композитор мастерски исполнили ваше произведение. Небольшое собрание было в восторге; каждый чувствовал гармонию, прелесть и патетическую простоту ваших арий» [350] .