– Хорошо, хорошо, – проворчал Гхош, сворачивая на обочину. – Его императорскому величеству Хайле Селассие Первому, Льву Иудеи, необходимо проехать.

Машины сгрудились на авеню Менелика Второго. На склоне холма виднелся «Африка-Холл», похожий на коробку с акварельными красками, поставленную на бок. Перед штаб-квартирой Организации Африканского Единства развевались флаги всех государств континента, а фасад украшали портреты Насера, Нкрумы, Оботе и Табмена [62] .

Императорский Юбилейный дворец возвышался по другую сторону улицы. У ворот стоял караул – двое лейб-гвардейцев на лошадях. Резиденция, окруженная пышными садами, казалась бледной копией Букингемского дворца. В ночи залитый светом дворец сверкал, будто слоновая кость. На Рождество одну из елей перед резиденцией наряжали.

Пешеходы, повозки, автомобили – все замерло. Босой мужчина с бельмами вместо глаз обнажил курчавую седую голову. Три женщины в трауре с зонтиками над головами тоже ждали. Лица их покрывал пот, ибо им пришлось карабкаться вверх по склону. Одна из женщин присела на бордюр и поправила пластиковую босоножку. Двое молодых людей стояли на обочине, явно недовольные тем, что их тормознули.

Сидящая женщина проговорила:

– Может, его величество подбросит нас, куда надо. На автобус-то денег нет. Мои ноги меня убивают.

Губы стоящего рядом старика шевельнулись, словно желая оплевать ее в наказание за святотатство.

Показался зеленый «фольксваген» с сиреной и динамиком на крыше. Никогда бы не подумал, что «фольксваген» может нестись с такой скоростью.

– Спорим, его величество едет на своем новом «линкольне», – сказал я Гхошу.

– Маловероятно.

Был 1963 год. Состоялось покушение на Кеннеди. Один наш одноклассник, чей отец был членом парламента, уверял, что «линкольн» когда-то принадлежал президенту, правда, застрелили его в другой машине. У императора автомобиль был крытый и привлекал не изгибами кузова, а чрезвычайной длиной. Ходила шутка, что императору для того, чтобы попасть из Старого дворца на вершине холма, где он занимался государственными делами, в Юбилейный дворец достаточно забраться на заднее сиденье и выйти через переднюю дверь.

Среди двадцати шести машин императорского гаража насчитывалось двадцать «роллс-ройсов». Один был рождественским подарком английской королевы. Я попробовал представить себе, какие еще дары лежали под рождественской елкой монарха.

Мимо проехал «лендровер» – лейб-гвардия, не полиция, – задний борт откинут, в руках у солдат автоматы. Послышалось что-то вроде барабанной дроби, и прямо из воздуха материализовалось восемь мотоциклов, по два в ряду, дрожащий воздух обтекает моторы. На хромированных фарах и крыльях засверкало солнце. В своей черной форме, белых шлемах и перчатках мотоциклисты напомнили мне воинов, свирепых и готовых убивать снова и снова, что лихо скакали на лошадях на праздновании годовщины падения Муссолини.

Земля тряслась, когда могучие «дукати» проезжали мимо, и ясно было, что достаточно чуть повернуть ручку, чтобы целый табун лошадей сорвал мотоцикл с места.

Зеленый «роллс-ройс» его величества был отполирован до зеркального блеска. Специальное сиденье было установлено таким образом, чтобы монарх видел подданных, а подданные – монарха. В грохоте мотоциклов автомобиль передвигался почти бесшумно, слегка посвистывая двигателем.

– На эти деньги можно кормить всех детей империи в течение месяца, – пробормотал Гхош.

Старик рядом с нами опустился на колени и поцеловал асфальт, когда «роллс-ройс» проезжал мимо.

Я хорошо разглядел императора с собачкой Лулу на коленях. Монарх поглядел прямо на нас, улыбнулся в ответ на наш поклон, сложил ладони лодочкой. И проехал мимо.

– Вы видели? – горячо заговорила Хема. – Видели намаете?

– Это в твою честь, – произнес Гхош. – Он знает, кто ты такая.

– Не говори глупостей. И все равно, как мило!

– И чтобы ты сомлела от радости, большего не требуется? Один намаете, и все?

– Прекрати, Гхош. Политика меня не касается. А старичок мне очень нравится.

«Роллс-ройс» повернул к дворцовым воротам. Мотоциклы остановились. «Лендровер» подкатил к самым воротам. Двое залитых солнцем всадников в зеленых брюках, белых пиджаках и шлемах взяли на караул.

Одинокий полицейский сдерживал привычную кучку просителей, поджидавших у ворот. Размахивавшая бумагой пожилая женщина, наверное, попалась императору на глаза. «Роллс-ройс» остановился. Мне было видно, как крохотная чихуахуа царапает коготками по стеклу и трясет головой: собачка лаяла. Пожилая женщина с поклоном прижала бумагу к окну.

Похоже, она говорила, а император слушал. Старушка оживленно размахивала руками, ее тело тряслось.

Машина тронулась с места, но дама не сдалась. Прижимая руки к стеклу, она бросилась бежать за «роллс-ройсом». Когда стало ясно, что за авто ей не угнаться, она закричала: «Леба, лева» (вождь, вождь), поискала глазами камень, не нашла, сняла туфлю и грохнула ею по крышке багажника, никто и глазом моргнуть не успел.

Полицейский поднял дубинку, и вот уже женщина мешком валится на дорогу. Ворота дворца закрываются. Мотоциклисты бросаются вперед и принимаются охаживать дубинками просителей, не обращая внимания на вопли. Пожилая женщина лежит неподвижно и тем не менее получает удар по ребрам. Всадники застыли на месте, их лица невозмутимы, только у лошадей дергается кожа.