Я уже собирался заговорить и перевел взгляд на офицера.

Это был он, грабитель, тот самый, что пришел за мотоциклом!

То же лицо. Тот же лоб, те же зубы, только… Этот держится посолиднее и не такой тощий. На отглаженной форме ни пятнышка, берет заткнут за погон, вид подтянутый, как и положено профессиональному солдату.

Нет, это не он.

Румянец начал возвращаться на мои щеки. Примчались Розина и Генет. Вокруг нас собралась небольшая толпа.

– Объявился какой-то солдат с ключом и уехал на мотоцикле, – проговорил Шива.

Я кивнул:

– Да.

Офицер улыбнулся, наклонился ко мне и вежливо спросил по-английски:

– А больше ничего не помните? Может, вы о чем-то не упомянули?

– А вот и Розина, – прервал его Гхош по-амхарски обратился к ней: – Розина, этот офицер интересуется мотоциклом Земуя.

Розина низко поклонилась. Ну да, с грабителем она тоже была очень вежлива, зато нашла слова, которые его сразу вывели из себя. Хоть бы сейчас была поосторожнее.

– Да, сэр. Я была с мальчиками, когда он пришел. – Она прикрыла покрывалом рот, округлила глаза. – Простите, сэр. Тот человек… он был так похож на вас. Когда я увидела ваше лицо… простите меня. – Она опять поклонилась. – Он был… не такой вежливый, как вы. И одет был… по-другому.

– У нас одна мать, – криво улыбнулся офицер. – Это правда, мы с ним похожи. Как он был одет?

– Армейский китель. Без рубашки. Белая майка. Ботинки, брюки.

– Не заметили в нем ничего особенного?

– Револьвер у него был заткнут вот сюда, – Розина показала себе на верхнюю часть живота, – а не лежал в…

– Кобуре? – подсказал офицер.

– Да. И выглядел он… глаза красные. Он как будто был…

– Пьян? – опять подсказал брат, очень мягко. – Вы спросили, на каком основании он требует мотоцикл?

– Прошу вас, сэр. У него был револьвер. Он сердился. У него были ключи.

– Что он сказал вам?

– Много чего. Сказал – забираю мотоцикл. Я не возражала. – Розина отступила от отрепетированного сценария, но все шло гладко.

– А что такое? Что случилось? Что произошло с мотоциклом? – спросил по-английски Шива, и я поразился его отваге.

– Этого-то я и не знаю. – Английский у офицера был безукоризненный, манеры мягкие. – И мотоцикл был ему ни к чему. В армии ему бы все равно не разрешили на нем ездить. – Он помолчал, как бы раздумывая, сказать ли еще что-нибудь, и продолжил, обращаясь больше к Гхошу и Хеме: – Его никто после не видел. Я выяснил только, что две недели назад он сбежал в самоволку. Женщине, с которой живет, он сказал, что отправляется за мотоциклом. – Он повернулся ко мне с Шивой: – Вы видели, как он уезжал?

– Я слышал звук мотора, – сказал я. Он кивнул.

– Доктор, не будете возражать, если мы немножко осмотримся?

– Пожалуйста, пожалуйста, – сказал Гхош.

Офицер и его водитель обошли дом, зашагали по посыпанному гравием проезду. Меня словно притиснуло к земле. Только-только все начало складываться, Гхоша выпустили, и вот этот офицер собирается снова ввергнуть нас в ад? Генет не спускала с меня глаз, Розина присела на корточки, ковыряя в зубах веточкой эвкалипта. Двое военных дошли до гребня, обогнули приемный покой и скрылись из виду. Если они на обратном пути заглянут под навес, все пропало. Мотоцикл хорошо спрятан, но кто ищет, тот всегда найдет.

Прошла целая вечность, прежде чем они вернулись.

– Благодарю, доктор. – Офицер пожал руку Гхошу. – Я опасаюсь самого худшего. В тот день, когда император возвратился, кое-кто из наших солдат дорвался до больших денег. Брат оказался как-то в это замешан. Пожалуй, даже к лучшему, что он исчез.

Когда джип скрылся, Гхош испытующе посмотрел на нас. Он почувствовал что-то неладное, но спрашивать ни о чем не стал. Стоило Гхошу и Хеме удалиться обратно в дом, как я свернул за угол и меня вырвало. Генет и Шива бросились было за мной, но я замахал им рукой, чтобы шли прочь. У желудочно-кишечного тракта имелись свой разум и свое сознание.

В шатре складные стулья мягко встали на траву. Вскоре на столах появились стаканы с теджем и тарелки с едой. Моим любимым блюдом было китфо – грубо помолотое сырое мясо, перемешанное со сливочным маслом и пряностями. Дома у нас его никогда не готовили, но с самых ранних лет меня угощали им Розина либо Гебре. Сегодня у меня не было аппетита. После китфо последовало горд-горд – кубики сырого мяса, сдобренные жгучим соусом из красного перца. Блюда следовали одно за другим: тефтели, мясное карри, чечевичное карри, язык и почки – все части туши, еще утром пасшейся под деревом, пошли в ход. Лепешки инжеры стопками лежали на столе.

Гхош сидел в кресле на возвышении. Медсестры, их ученицы и прочие сотрудники Миссии подходили по одному, пожимали ему руку и возносили благодарность святым за то, что он благополучно перенес суровые испытания.

Розина не показывалась, но Генет была здесь, старалась держаться понезаметнее. Я расположился рядом. Вся в черном, она мрачно ковырялась в еде и казалась далекой родственницей той Генет, которую я знал, – после смерти Земуя она почти не выходила из дома. Подошедшего санитара, который поздравил ее с освобождением Гхоша и расцеловал в обе щеки, она едва удостоила слова.