Возвращаясь в свой кабинет Армандо дрожал от нетерпения. Ему хотелось полететь домой, чтобы достать пакет и прочесть о результатах расследования, проведенного Брокаром. Интересно было бы узнать и о политической стороне дела Рубирозы. Одно было несомненно: «C'est un vrai merdier» [30] , как сказал бы его друг, комиссар Брокар. Но как, когда и почему — все эти вопросы пока что витали в воздухе. И без ответа. И никак не удавалось понять, что за связь могла существовать между исчезнувшей картиной и досье о контрабанде на аукционах. В то время как множество мыслей и предположений мелькали у него в голове, голос Марио вывел его из задумчивости:

— Синьорина Джулия на первой линии.

— Алло! Чао, сокровище, это ты?

— Да, я. Единственная, выдающаяся, блистательная, непревзойденная, ненасытная любительница постели замечательного комиссара Ришоттани, — представилась она шутливо.

— Ты же знаешь, что я не люблю, когда мне звонят на работу, — сухо сказал Армандо.

— Знаю, знаю, не злись, любовь моя, но после нашей близости в два часа ночи, мне просто необходимо с тобой поговорить. Ведь мне пришлось так спешить, что я не успела спросить, как я тебе понравилась.

— Ну, конечно, понравилась, — раздраженно сказал комиссар, — а пока я должен прекратить разговор. Поговорим завтра. Чао.

И не дав ей времени ответить, он бросил трубку. «Вот чертовка!» — подумал он.

С тех пор, как он сказал ей, что его телефон прослушивается, она развлекалась звонками на службу и подковыривала тех, кто подслушивал, Просто прекрасно, что во всем она находит смешную сторону. Однажды, во время одного из телефонных излияний она невинно испугалась, что кто-то может их подслушать и тут же от всей души пожелала, чтобы этому кому-то как следует воткнули в задницу. И чтоб воткнувший был болен спидом на последней стадии. Ну никак ее нельзя было угомонить. У нее была просто какая-то животная радость жизни, и она не могла понять, насколько опасно шутить с людьми, которые шутя убивают. Ему очень хотелось бы избавить ее от всего этого.

К сожалению, дело Рубирозы становилось все сложнее и непредвиденнее. Важно было выяснить правду до того, как тайные враги станут слишком опасны.

Наконец, через два часа, ему удалось сбежать домой. Он вошел в гараж и достал запрятанный пакет Брокара. Он поднялся на лифте и доехал до своей площадки. Дверь в квартиру была приоткрыта. Он вошел с пистолетом в руке. Невероятный беспорядок царил повсюду. Ящики столов были выдвинуты и вытряхнуты, мебель сдвинута с места: диван, кресло и матрасы вспороты и выпотрошены, содержимое ящиков кухонного шкафчика разбросано по полу. Они даже не позаботились замаскировать все это под кражу со взломом. Абсолютно ничего не взяли. Но вся квартира была прочесана мелким гребешком. Заглянули даже в холодильник, пошарили за холодильником, не забыли ни уголка, где можно было бы что-то спрятать. Чувствовалось, что работали профессионалы, которые знали, как и где искать.

Армандо едва сдержался, чтобы тут же не вскрыть пакет и не посмотреть, что там. Он насладится этим позднее, в более спокойной обстановке. Военные действия приняли открытый характер. Началась охота с оружием в руках и с выстрелами со стороны скрытых врагов, безжалостное преследование, которое не известно еще куда приведет, но, конечно, накосит жертв, если преследователей не остановить. А остановить их сможет только комиссар Ришоттани…

Мысль о Джулии пронзила его. «Будем надеяться, что Джулия последует моим советам: не открывать дверь незнакомым, стараться не быть одной в уединенных местах, стараться не повторять одного и того же маршрута». Он заставил ее обить железом дверь ее небольшой квартирки и дал ей для самозащиты небольшой спрей с ослепляющим составом. Но легкомыслие и непосредственность куда как сильнее, чем осторожность и страх. «Надо бы еще раз напомнить ей, чего сейчас не следует делать». С этой мыслью Армандо сел за письменный стол и вскрыл пакет комиссара Брокара.

«Париж, 15 марта 1989 г.

Мой дорогой друг,

я сразу же, без церемоний перехожу к делу, к нашему делу Рубирозы (я не могу называть его вашим, поскольку оно стало и моим из-за убийства Дюваля — помните, посредника? — и Яны Павловской, о которой вы пока что не слышали. Это любовница самоубийцы из «Рица»). Итак, по порядку.

Когда мои люди позволили неизвестным ухлопать почти у них под носом этого посредника, я лично взял все дело в собственные руки. Единственной уликой в доме жертвы оказался телефонный номер на автоответчике. Его испуганно сообщила какая-то женщина. Это оказался номер некой Моник Шантал из Парижа. Я бросился по телефонному адресу и обнаружил, что голос принадлежал Яне Павловской, ближайшей подруге Шантал и бывшей любовнице Франческо Рубирозы. Представляете, дорогой друг, мое удивление и мою радость! Наконец-то в руках у меня было нечто, что может оказаться полезным в нашей работе. И действительно, Моник Шантал сообщила нам, что бывшая любовница лет десять назад родила сына, Франческо-младшего, и что в настоящее время он учится в одном из престижных наших колледжей.

Яна вступила в связь с Марком Дювалем. Похоже, он совсем потерял голову из-за этой прекрасной женщины. Представь себе чувственную жену Франческо, но лет на пятнадцать моложе (плюс-минус год роли не играют) и брюнетку, с темно-синими глазами и соблазнительным телом со всеми положенными изгибами на нужном месте, без излишеств и недостатков. Моник, которую с точки зрения сексапильности тоже не стоит недооценивать (ведь вам известно, что насчет женщин я кое-что соображаю) с не очень большой охотой и некоторой завистью «допустила» (в то время, когда я не без удовольствия любовался фотографиями бывшей любовницы Франческо), что ее подруга была воплощением «чувственности в прекрасном теле с вулканическим темпераментом» (цитирую Шантал). Связь Марка Дюваля с Павловской, чешкой русского происхождения, была довольно бурной. Она очень переживала тот факт, что Франческо так жестоко бросил ее год назад после стольких лет искренней любви и такой же страсти и после признания сына, единственного оставшегося (к этому времени) в живых из Рубироза по мужской линии. В Марке Яна нашла приятного человека, которого можно поэксплуатировать, а может и мужчину, которому можно поплакаться: что-то вроде мести мужчинам в память о настоящей, но несчастной любви.

Когда несчастный Франческо узнал о своей неизлечимой болезни, он предпочел вызвать у Павловской ненависть, а не оставлять ее с воспоминаниями и сожалениями: молодой женщине это перенести намного труднее. Щедрый при жизни, он хотел остаться таким же и после смерти. А Яна начала мучить бедного Дюваля, постоянно угрожая уйти от него, если он не будет выполнять ее капризов. Вот вам и драгоценности, часть которых, самую малую, нашли в стене его квартиры.

В течение нескольких недель Яну преследовали телефонные звонки с угрозами и требованиями передать документы об аукционах, те, о которых вы мне в свое время сообщали. Естественно, делались намеки и на ее материнские чувства. Бедная женщина, которая совсем ничего не знала, обратилась к своему новому ДРУГУ Марку Дювалю, за которым, в свою очередь, следили, как я полагаю, те же самые люди. Это они потом замучили и убили его.