Узкое горло залива помогает преодолеть главную трудность поиска целей для подлодки на безбрежном морском просторе. Достаточно занять позицию милях в двадцати пяти от порта, и ни одно надводное судно, тем более отряд незамеченным не проскочит. Обратная сторона медали – мели и скалы. Глубоко не нырнуть, укрываясь слоем воды от разрывов снарядов, не спрятать в ее толще шум винтов. Лодка даже под перископом нуждается в глубине большей, чем эсминец, не говоря о погружении на сотни футов. И труднее определяться под водой в сложном рельефе залива, лоция которого сплошь усеяна значками опасностей.

Следующая трудность в работе группой. Под водой не поднимешь сигнальный флаг на стеньгу. Можно всплыть и сигналить прожектором, но тогда корабль слишком заметен противнику. Остается последний способ – подводный колокол, надежное средство передать сигнал на несколько кабельтовых, но со слишком бедным языком сигналов.

– Передать на «Окунь» – атакуем конвой. Передать на «Скат» – приступить к установке заграждения.

Где-то в полумиле паровая подводная лодка глушит топку, прячет трубы и начинает движение поперек фарватера. Из двух минных аппаратов, выходящих за корму, высыпаются рогатые шары. Они опускаются на десяток-другой футов, затем мины всплывают к поверхности, стопорясь на глубине около трех саженей, аккурат ниже броневого пояса проходящих боевых кораблей. Восьмидесяти мин, скованных цепью, вполне достаточно. Если корпус проскочит меж ними, он непременно заденет цепь, потянет ее к форштевню и замечательно приложит рогатую смерть к борту. Старый испытанный способ избавляться от лишних вражеских мореплавателей, отлично зарекомендовавший себя с турецкой войны. Служба на минном заградителе не столь романтична, как на торпедоносце, однако пользы Отечеству приносит не меньше.

Когда на фоне серого пасмурного неба в перископе проступили дымы боевого сопровождения, лейтенант приказал глушить тринклеры. Выхлоп сгоревшего соляра пузырями выходит к поверхности, образуя над волнами заметные облака, выдающие подлодку куда больше, нежели перископ и воздушная труба. Да и шум от электромоторов несравнимо тише, чем стук дизелей.

– Акустик, «Окунь» перешел на электричество?

– Так точно, вашбродь. Едва слышу его.

– Шумы цели?

– Прямо по курсу, смещаются влево. Минуту назад вправо двигали. Так что противолодочный зигзаг, вашбродь.

Да, в опасных местах ныне все уважают зигзаг и норовят держать ход не менее четырнадцати узлов, затрудняя жизнь подводным охотникам.

– Акустик, шумы различимы?

– Не менее двух эсминцев, вашбродь. Один крупный, как броненосный крейсер.

Линейные броненосцы на охрану конвоя не пошлют – факт. Но для подлодки страшны именно малые корабли, на борьбу с ней рассчитанные.

По старой подводной традиции Дудкин подозвал старпома. Он – наперсник в боевых ситуациях и к тому же будущий командир корабля.

– На крупного зверя мы рот разинули, Василий Федотович.

– Это и так ясно, мичман. Предлагайте порядок нападения.

– Стало быть, они нынче к южному берегу залива свернули. Там острова, мели. Не иначе чем минут через двадцать заложат левый поворот. Мы держим пять узлов, оставляем голову «Окуню», бьем в середку или хвост колонны.

– А промажем?

– Не беда, командир. Хоть один на минах взорвется, пока тральщика вызовут да проход протралят, мы их успеем нагнать.

Дудкин вернул себе перископ.

– Славно бы. Только мин всего-то одна линейка. Коли подорвавшийся на ней ход сохранит – считай он дорожку пробил. Если самураи не растеряются, рванут за ним след в след. Мы их только над водой догнать можем, верно? Тогда один эсминец станет до заграждения, и нам под его пушками не всплыть.

– Судьба, – фаталистически ответил старпом. – Утопим эсминец.

– А транспорты с легкой душой разгрузят пушки и пулеметы, которые через неделю начнут месить православных на севере. Нет, мичман, так не пойдет. Пропускаем только боевое охранение, стреляем в транспорт, проходим под их строем. Затем перезаряжаемся и чаем укусить за хвост. Только так.

Акустик потерял контакт с «Окунем». Перед нападением на большую цель нужно набрать меж своими кораблями удаление больше мили. Торпедировать нашу лодку или, не дай бог, столкнуться – глупее смерти на море нет. Второму экипажу сложнее. Они выйдет на прямую торпедного залпа, когда на эсминцах уже всполошатся от разбоя «Мако».

Подправив курс, капитан с сожалением приказал опустить перископ. На таком волнении он то накрывается с головой, то обнажается чуть не до рубочного мостика. Начинается игра вслепую, на слух.

– Носовые, товсь!

Сжатый до двухсот атмосфер воздух готовится выплюнуть торпеды в их первый и последний поход. С легким гулом открываются торпедные аппараты, принимая забортную воду. В эти минуты лодка и ее экипаж подобны тигру, завидевшему жертву – цель все ближе, когти выпущены, стальные мышцы напряжены перед прыжком. Как и хищная кошка, экипаж стремится к тишине. Короткие приказы звучат шепотом, механизмы работают почти беззвучно, лишь тихо гудят электромоторы.