Ложась в постель, каждый ясно себе представлял, что в эту минуту трое его товарищей, раскаявшись, ощутив свою вину перед государством и решив выйти сухими из воды, сидят. у дежурного по милиции и, глядя на пего честными, искренними глазами, рассказывают подробности плана, объясняя, что они, трое, только по слабости склонились к преступлению, а четвертый, тот, которого здесь нет, — настоящий преступник, твердо решившийся нарушить закон.

Каждый из четырех кричал во сне и, проснувшись, в ужасе спрашивал жену, слышала ли она, что он кричал и какие произносил слова.

Жены перепугались. Они тоже тайно собирались и совещались о причинах, которые привели их мужей в такое явно ненормальное состояние. Они боялись сказать об этом кому-нибудь, потому что каждая предвидела, что ее мужа могут уволить с работы как психически ненормального. Одна только жена Андрея Петровича Садикова тайно от остальных жен пошла к районному психиатру и, на всякий случай приложив ко рту ладонь, тихим голосом рассказала ему о том, что с ее мужем происходит нечто непонятное. В результате в пятницу, как раз накануне решающих событий, Андрей Петрович, вернувшись домой, застал у себя районного психиатра, с которым был еле знаком и который фальшивым голосом объяснил, что он проходил мимо и решил зайти к своему дорогому другу Андрею Петровичу, а потом таким же фальшивым голосом начал спрашивать, какой нынче год, и какое число, и сколько будет четырнадцать, помноженное на восемьдесят пять.

Андрей Петрович перепугался ужасно. Во-первых, он действительно не мог перемножить эти числа, но не потому, что был сумасшедшим, а просто потому, что был слаб в математике, так же как и по всех других областях науки. Все-таки, вспомнив школьные уроки, с карандашом и бумажкой он вывел правильный итог, а насчет числа и года ответил совершенно точно, убедив психиатра, что сажать в сумасшедший дом его еще рано. Когда психиатр ушел, он обрушился на жену и пригрозил ей разводом.

Вообще весь город был взволнован. Четыре почтенных, уважаемых человека загадочно перемигивались, шептались, передавали друг другу какие-то мешки, завернутые в старые газеты, и вообще вели себя так странно, что было ясно: что-то произошло.

Пошли слухи. Одни говорили, что на конезаводе вскрыты злоупотребления и директора должны снять и отдать под суд, но почему-то пока это держится в секрете, и знают об этом только четыре человека. Другие утверждали, что все дело в автобазе, где продавали на сторону бензин, и эти четверо вскрыли преступные действия, сообщили об этом в центральные органы и теперь ждут ответа. Одна сплетница утверждала, что все это вздор и что на самом деле все четверо решили одновременно бросить свои семьи и уехать в другой город, где их ждут молодые красавицы, с которыми они будут кутить по ресторанам.

Все это была такая чепуха и такой очевидный вздор, что ни милиции, ни рыбнадзору, где сидели серьезные, думающие о своем деле люди, не приходили в голову никакие подозрения.

Таким образом, несмотря на крайне странное поведение всех четырех, подлинный секрет остался сохраненным и все клонилось к тому, чтобы задуманное преступление было не раскрыто и не наказано.

А суббота приближалась. Мешки для будущего лова были подготовлены и сложены в условном месте. В одном из мешков была спрятана сеть. Мотор был проверен, лодки тщательно осмотрены. Жены примирились с тем, что мужья уйдут на ловлю в ночь с субботы на воскресенье. Детям была обещана замечательная уха, и было условлено, что у Василия Васильевича будут варить уху не вечером, как обычно, а на обед. На песчаном берегу озера в десять часов вечера собрались четыре заговорщика. Все они делали вид, что не знают друг друга и совершенно друг с другом не знакомы. Каждый из них столкнул с берега свою лодку, каждый из них, топая кирзовыми сапогами, побежал по воде и вскочил в лодку. Трое вставили уключины и налегли на весла. Четвертый раз пять заводил шнуром мотор, и те, кто гребли веслами, обогнали его, но на шестой раз мотор неожиданно заработал, и он обогнал всех трех.

Островок, на котором условились встретиться, был крошечный. Он состоял из острого камня метра два высотой и полосы песка метров пять длиной и метра полтора шириной. Валентин Андреевич, владелец моторной лодки, пристал первый, вытащил лодку на песок и начал бояться. Почему-то остальных лодок не было видно. Может быть, они поехали в рыбнадзор, может быть, сейчас придет сторожевой катер, может быть, сейчас его спросят: «Ну, а зачем же у вас мешки, а почему у вас сеть?» Да мало ли что могут спросить у человека, собирающегося нарушить закон! Он вздрогнул, когда в песок врезалась лодка Андрея Петровича. Они не стали разговаривать. Оба сидели на камне, и оба боялись. Потом в темноте раздалось негромкое ржание. Это ржал Василий Васильевич, который, как известно, работал на конезаводе, знал, как лошади ржут, и хотел дать понять товарищам, что прибыл он. Потом в темноте раздался голос, сказавший загадочную фразу:

— Бросаю персидскую княжну в набежавшую волну.

Это Степан Тимофеевич Мазин подавал сигнал, что он прибыл на место.

Каждый привез с собой колышек, каждый вколотил его в песок.

Потом вчетвером возле острого камня они устроили короткое совещание. Все разговаривали приглушенными голосами. Выяснилось, что все подготовлено: и сеть, и мешки, и ключ от сарая. Тогда тихо погрузились в моторную лодку, взяли пару весел — на моторе нельзя было подходить к самому заливу. Хоть дети и дети, а все же могли услышать.

Моторная лодка, негромко фырча, понеслась по озеру.

Надо сказать, что теперь наконец четыре товарища перестали подозревать друг друга. Теперь виновниками были они все и никто из них не мог предать остальных. И все-таки было страшно. Озеро молчало, луны не было, вода была черной, черное было небо, и, что таится в этой темноте, предугадать никто не мог. Им виделись катера, которые гонятся за ними, люди, охраняющие богатства озера, с пистолетами в руках. Они думали, как спрятаться, укрыться, защититься от них. Им не виделся только маленький одинокий мальчик, с трудом загребающий веслами, безоружный и страшно боящийся четырех взрослых мужчин.