— Я по-прежнему не убежден в законности этого завещания. И хочу, чтобы вы кое-что сделали.

— Да, сэр, — отозвалась Николь, всем своим видом выражая внимание.

— Узнайте, действительно ли это последний вариант завещания. Сможете?

— Absolument [33] . — Николь едва удержалась, чтобы не запрыгать от радости.

— Привет.

Гамаш просунул голову в двери «Артс Уильямсбург». После визита к нотариусу они пешком прогулялись до картинной галереи — замечательно сохранившемуся и отреставрированному бывшему почтовому отделению. В его огромные окна вливался тусклый свет, который могли предложить небеса, и изо всех сил стремился высветить узкие и потертые деревянные полы, отражался от девственно белых стен маленькой проходной комнаты, придавая ей странный и почти ирреальный вид.

— Bonjour [34] . — снова сказал старший инспектор. Ему была видна старая пузатая дровяная печь в центре комнаты. Она была очень красива. Простая, строгая конструкция, в которой не было ничего элегантного, обыкновенная большая черная печь, которая вот уже в течение доброй сотни лет успешно сражалась с канадским холодом и побеждала его.

Николь обнаружила выключатель и повернула его. Неожиданно со стен на них прыгнули огромные полотна абстрактной живописи. Гамаш удивился. Он ожидал увидеть симпатичные акварели в деревенском стиле, романтичные и пользующиеся спросом. Вместо этого они оказались в окружении ярких сфер и полос десяти футов высотой. Картины выглядели юными, полными жизни и насыщенными.

— Здравствуйте!

Николь испуганно вздрогнула, но Гамаш невозмутимо обернулся и увидел спешащую к ним Клару. В волосах у нее чудом держалась простая черепаховая заколка, готовая вот-вот свалиться на пол.

— Вот мы и встретились снова, — улыбаясь, приветствовала их она. — После всех этих разговоров о картине Джейн мне захотелось прийти сюда и еще раз взглянуть на нее, посидеть здесь в тишине. Мне кажется, так я разговариваю с ее душой.

Николь закатила глаза и испустила негромкий стон. Бювуар с удивлением взглянул на нее и подумал, а не был ли он сам столь же несносным и нетерпимым, когда начальник заводил речь о своих чувствах и интуиции.

— И еще запах… — Клара сделала глубокий и выразительный вдох, не обращая на Николь внимания. — Он не может оставить равнодушным ни одного художника. От него кровь начинает быстрее течь по жилам. Это как войти в комнату бабушки и почувствовать аромат свежего печенья с шоколадной крошкой. Именно такое действие оказывает на нас сочетание запахов лака, масляных красок и фиксажа. Даже акриловые краски пахнут, если у вас хороший нюх. Должно быть, и у полицейских есть свои запахи, на которые вы реагируете аналогичным образом.

— Ну, в общем… — со смехом признался старший инспектор, вспоминая вчерашнее утро. — Когда присутствующая здесь агент Николь заехала за мной, то привезла с собой кофе марки «Тим Гортон». В стаканчиках из гофрированного картона. От него у меня начинает быстрее биться сердце, — при этих словах он прижал руку к груди, — поскольку его запах исключительно и неразрывно ассоциируется у меня с расследованием. Я могу войти в концертный зал, но стоит мне уловить аромат кофе марки «Тим Гортон» в картонных стаканчиках, как я начинаю смотреть себе под ноги в поисках трупа.

Клара расхохоталась.

— Если вам нравятся спичечные рисунки, то картина Джейн произведет на вас впечатление. Я рада, что вы пришли взглянуть на нее.

— Она здесь? — Гамаш обвел взглядом бурлящую энергией комнату.

— Что вы! Ничего подобного. Это работы другого художника. Их выставка заканчивается через неделю, а потом мы организуем экспозицию работ своих членов. Открытие состоится примерно через десять дней. Не в эту пятницу, а в следующую.

— Это и есть vernissage?

— Именно. Ровно через две недели после конкурсного отбора.

— Могу я поговорить с вами наедине? — Бювуар отвел Гамаша в сторону. — Я побеседовал с Лакост. У нее только что состоялся телефонный разговор с врачом Тиммер Хедли. Ее смерть была вызвана исключительно естественными причинами, насколько он может судить. Рак почек. Метастазы захватили печень и поджелудочную железу, так что ее кончина была только вопросом времени. Она, вообще-то, протянула даже дольше, чем он рассчитывал.

— Она умерла дома?

— Да, второго сентября этого года.

— В День Труда, — сказала Николь, которая незаметно подошла и слышала их разговор.

— Миссис Морроу! — окликнул Гамаш Клару, которая держалась на некотором расстоянии от них, благопристойно делая вид, что не слушает, хотя на самом деле до нее доносилось каждое слово. — А вы что думаете об этом?

Ага. На это раз они захватили ее врасплох. Причем в буквальном смысле. Так что сейчас не время разыгрывать из себя святую невинность, изображая полное и абсолютное непонимание.