Где-то далеко послышались шаги, загремели ключи, заскрипели металлические шарниры. Двери камеры открылись, и на пороге выросли два милиционера. Они изумлённо уставились на дергающееся в страшных конвульсиях тело молодой девицы, лежащей на полу.

– С ней плохо, она может умереть, ей нужна медицинская помощь, немедленно! – кричала Рита.

Растерявшиеся милиционеры подняли девицу и под руки уволокли её из камеры, предусмотрительно закрыв дверь на ключ. На ходу они переговаривались между собой. Рита поняла, что они собираются вызвать для припадочной «скорую помощь». Рита осталась одна.

Когда шаги стихли, и снова воцарилась полная тишина, Рита осторожно вытащила спрятанный на груди ключ и вставила его в скважину. Попробовала повернуть. Ключ легко и послушно открыл замок. Что же ей предпринять? Судьба неожиданно подбрасывает шанс покинуть стены камеры и выбраться на свободу. Было бы глупо не воспользоваться этой лазейкой. Похоже, что следователь не очень-то торопится беседовать с ней. С самого начала она сделала всё не так, как надо было. Почему не подняла тревогу, когда обнаружила в столе пистолет? Зачем согласилась ехать в милицию? Теперь на неё заведут дело! Если её собираются перевести в тюрьму, то хорошего ожидать не приходится. Здесь только обвиняют, но никто не заступается и не пытается защищать. Выходит, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Рита выглянула в коридор. Пусто. Бесшумно выскользнув из камеры и прикрыв за собой дверь, она быстро пошла так, как говорила неожиданная спасительница. Вот и окошко. Две решётки в середине легко отошли в сторону, она спокойно пролезла через образовавшуюся дыру и оказалась на улице. Предрассветный мрак уже начинал набирать отблески зари. Она нашла в стене выдвигающийся кирпич, вытащила его и положила в нишу ключ. Задвинув кирпич, быстро огляделась. Никого. Сердце бешено стучало в груди, ей казалось, что оно не выдержит нервного напряжения и вот-вот либо разорвётся, либо выпрыгнет под ноги. Конечности дрожали от перенапряжения. Ей нужно было продолжать целенаправленные действия, а ноги предательски подводили. Рита чувствовала, что упадёт на землю от изнеможения. И всё-таки она смогла собраться, напрячься из последних сил, проскочить через двор и выбежать на улицу. Справа, недалеко от неё, мигнула фарами машина. Рита бросилась к ней.

Больница гудела, как растревоженный улей. Во всех десяти корпусах, начиная от главного административного до невзрачного «серого домика», где находился морг, обсуждалась одна тема: убийство врача Ястребова, больного Колобова и его сиделки.

Больше всех, как всегда, знали санитарки, прачки, кухонные работники, раздатчицы и дворники. Кто-то из них видел, что вечером, перед убийством, к корпусу, в котором дежурил врач Ястребов, подъезжала «иномарка», из неё выходили двое подозрительных мужчин, они, якобы, интересовались, как пройти в палату к Колобову.

Другие, напротив, уверяли, что видели своими глазами приходившую в больницу странную, незнакомую женщину, которая тоже искала врача Ястребова. Третьи говорили, как врач Ястребов во время дежурства отлучался на неопределённый промежуток времени, после чего появился в больнице мрачный и озабоченный. Четвёртые припоминали, что один и тот же голос по телефону несколько раз настойчиво просил найти врача Ястребова, но бегавшие за ним санитарки нигде не могли его обнаружить. В перерывах между уборками санитарки гадали, за что могли убить такого хорошего человека, который и мухи никогда не обидел.

Встревоженные трагическим событием, медицинские сёстры во всех отделениях собирались группами и обсуждали загадочное убийство. Все были испуганы и подавлены. Ни у кого не укладывалось в голове, что любимец больных врач Ястребов стал жертвой кровавого преступления. Всех охватил панический страх за свою жизнь. Сотрудники откровенно критиковали администрацию, совершенно не проявляющую должной заботы о безопасности персонала больницы. При желании в больницу с улицы могли проникнуть все, кто хотел.

Больше всех выступала острая на язычок санитарка Тамара. Она по статусу была матерью-одиночкой, у которой на шее сидело трое несовершеннолетних детей. Тамара в больнице проводила почти все дни недели, она буквально не выходила из неё, была настоящей находкой для приёмного отделения, потому что отличалась высокой, неутомимой трудоспособностью и завидной выносливостью.

Она одна могла работать за четверых: за санитарку, уборщицу, раздатчицу и курьера. Вертелась, как белка в колесе, и всегда у неё было всё в ажуре. Детки были при ней, бегали во время работы по многочисленным отделениям больницы. Все понимали, что мать-одиночка не может оплачивать детский сад, у неё нет столько денег. Профсоюз не помогал, бывшие любовники тоже не наведывались к ней с деньгами и подарками для ребятишек, поэтому женщине самой приходилось вертеться, чтобы прокормить семью и вырастить детей.

Её неутомимое рвение в работе очень ценила старшая сестра приёмного отделения. Она, видя, как тяжело молодой женщине разрываться между домом, работой и детьми, разрешала приводить детей на работу. Тамара отвечала завидной исполнительностью и трудолюбием. Ей никогда не нужно было что-то напоминать, она ничего не забывала. Она желала одного: чтоб дети были при ней, чтобы сердце на службе не разрывалось от переживаний: где они и чем занимаются. Здесь дети были всегда накормлены и присмотрены. К её ребятишкам сотрудники привыкли и полюбили их. Они приносили им из дома, кто что мог. Кто-то нёс детскую одежду, оставшуюся в семье от выросших детей; другие дарили детские книжки; некоторые приносили гостинцы: яблоки, конфеты, домашнюю стряпню.

Очень часто дети ночевали в больнице вместе с дежурившей сутками матерью. В зимнее время, в приемный покой на ночлег прибивались бомжи и бичи. Они знали, что в больнице нет охраны, вылезали из подземелий теплотрасс и оккупировали свободные диваны приёмного отделения, пугая Тамару своим видом и одеждой. Она, по доброте сердечной, разрешала им отогреваться в тепле до утра, особенно в холодное время года. Иногда они просили у неё разрешения помыться в душе и посмотреть в холле телевизор. Утром Тамара выпроваживала их восвояси. А они не знали меры и лезли в больницу почти каждую ночь. Если бы в приёмном отделении дежурил милиционер, то тогда таких посетителей не было. На просьбы сотрудников об охране больницы в ночное время главный врач всегда говорил одно и тоже: