– Мы сказали всё, что хотели. Нам пора, – сказала Рита и встала. – Уже поздно.

Вслед за ней встала Катерина. Милютин проводил их до двери.

Клара Венедиктовна, войдя в комнату, спросила мужа:

– Ну, с чем приходили девочки?

Милютин не успел ответить. Вновь зазвонил телефон, он снял трубку.

– Да, это я, Милютин. Добрый вечер, Михаил Сергеевич! – Закрыв микрофон ладонью, сказал шёпотом жене: – опять Гладышев звонит. – Что вы говорите? Хорошо, я понял, завтра зайду к ней и всё, что вы просите, передам. Только что девушки от меня ушли. Какие? Те, о которых вы меня просили час тому назад, по «больничному» делу. Как не звонили? Да вы что?! Я сам с вами разговаривал! Вы меня попросили принять хороших знакомых: медсестру Жданову, которую вы из камеры освободили, и ещё одну, молодую девушку, она должна была в ночь убийства дежурить, но заменилась. Как не звонили? А кто звонил? И не освобождали? А кто же тогда освобождал? Они же ваши хорошие знакомые! Как они выглядят и как их звать? Ну, такие, молодые, обе симпатичные, одну звать Маргарита Жданова, а другую Екатерина Маркова. Работают в больнице. Ничего не понимаете? И я тоже.

Милютин положил трубку на рычаг и удивлённо смотрел на жену.

– Представляешь, чудеса какие-то! Звонит Гладышев из больницы, говорит, что не может дозвониться домой, к жене, наверное, телефон неисправный и просит меня заехать к ней попросить, чтобы она ему ещё трав привезла. Я, конечно, соглашаюсь, и говорю ему про девушек. А он мне говорит, что ни о чём меня не просил, никого не отправлял и звонит мне первый раз! Чудеса! Так я же сам с ним по телефону разговаривал! Выходит, девушки - настоящие артистки!

На улице Рита сказала:

– Этот следователь без нас всё знает! Мы выглядели, наверное, как последние дуры! Особенно я, когда узнала, что ему известно то, что я у Лёвы из кармана вытащила диктофон и ключи от квартиры. Я от стыда готова была под землю провалиться. Не знала, что и говорить в оправдание. Он на меня смотрел таким пронизывающим взглядом, я опять стала его бояться. Хорошо, что ты ловко всё придумала и ни слова не сказала про угон машины и про то, что звонила ему от имени Гладышева.

– Ну, это ему не надо знать, это наша тайна. А я думаю, что ничего плохого нет в том, что мы с тобой к нему сходили. По крайней мере, теперь многое стало ясным. Ты можешь, ничего не опасаясь, ходить по улицам. С тебя сняты все подозрения.

В цеху Иван во всём помогал мастеру, и полностью заменял в его отсутствие.

Сегодня с утра Иван сидел в небольшой каморке за дверью и пересчитывал на калькуляторе столбики цифр.

Кто-то заглянул в закуток, но, не заметив его, исчез. Он услышал голос Марты, она разговаривала с приехавшим Григорием.

– От Фаины я узнала, что Анфиса вышла из комы, и её переводят из реанимации в обычную палату. Очень плохо для нас. Осталась её мать, она не даёт мне покоя, ищет меня всюду. Её нужно убрать любым способом, мне не нужны обвинители. – Подумаем, – ответил Григорий. – Ты знаешь, где она живёт?

– Улица Строителей, дом № 18, квартира № 18.

– Отправим к ней посланцев. Ещё, какие новости?

– Объявился Игорь неожиданно, гораздо раньше, чем должен был появиться. Он убежал из тюрьмы. Ему нужны деньги, заграничный паспорт. Деньги я должна снять со счёта, а сделать ему документы на тебе. Он прямо сказал: «Иди в милицию, найди Григория Хромова, попроси за меня. Раньше я ему во многом помогал, теперь его очередь выручить меня». Откуда он тебя знает? Почему так уверен в тебе? Почему ты мне не говорил, что был знаком с ним?

– Мне приходилось иногда к нему обращаться по мелочам, когда работал в милиции, – ответил Григорий с нескрываемым пренебрежением. – Так, ерунда всякая. Но денег я у него никогда не просил. Наоборот, давал ему за услуги. Он охотно брал. Ты же знаешь, как чиновники любят деньги, палец о палец не ударят, пока не дашь на лапу, из-за чего, в конце концов, он и попался. Раз попался – сиди, сколько тебе отмерено. Убежал – твои проблемы, сам решай, что дальше делать. Меня тоже ломали, – всё было! Из милиции выгнали, думали, пропаду? Ошиблись, ребята! Я нашёл своё место, здесь деньги никогда не переведутся, потому что кладбища и лекарства нужны людям. Но ему я ничего не должен, я за всё с ним рассчитывался, поняла? Ты должна сделать выбор. Он или я? Если хочешь знать моё мнение, то я категорически против любой помощи ему. Я не хочу давать денег, не собираюсь делать ему документы. Для него сейчас лучше всего – продолжать сидеть в тюрьме. Пусть ждёт момента, когда объявят амнистию. Таких взяточников, как он, полно в тюрьме сидит, девать некуда, поэтому объявляют время от времени амнистии, чтобы разгрузить нары и на освободившиеся места посадить новых. На свободе на что он рассчитывает? Его деньги давно пропали с обвалом. Он что, об этом не знает? Те жалкие крохи, что остались от его сбережений после дефолта, со временем съела инфляция. На какие деньги он рассчитывает? На мои? Все эти годы я старался не для него. Я вложил деньги в дело, здесь нет ни одной его копейки. Отправлять за границу каждого уголовника не собираюсь. Всё, что мы сейчас имеем, это сделано моими мозгами и руками. Я не собираюсь с ним делиться. Ни деньгами, ни тобой. Где я возьму для него новые документы? Я давно не работаю в органах. Ты больше не встречайся с ним, поняла? Или я за себя не отвечаю, – Григорий постучал кулаком по столу.

– Ну, не сердись на меня, Григорий, не кричи! Я же знаю, что ты гений! Я больше не пойду к нему. Фотографии уже готовы. Отправлю к нему кого-нибудь с документами. Нужно же от него избавиться. Я всё уже сделала. Вот его новые документы, вот туристическая путёвка и загранпаспорт. Я отправлю к нему кого-нибудь с деньгами, документами. Он сам предостерегал меня о том, чтобы я была осторожной и не привела к нему ментов. Я всё обдумала и нашла выход! Ты не думай, он не сможет ничем воспользоваться. Доллары и все…, – Марта перешла на шёпот, и Иван больше не смог ничего расслышать.