Он вскинул рукавицу, спросил с издевкой:

– Уж не это ли ты ищешь?!

Сначала я направилась к Инте: ведь она наверняка знает, как снимается такое заклятие… или проклятье? Я шла и сочиняла историю о том, что я по невнимательности… в усталости… в темноте… перепутала порядок рун, и оказалось, что…

Что? Из-за этого ваш родственник, леди, чуть не утонул в реке, потом провалялся две недели в горячке, а теперь у него отказывают руки… Лучше просто спросить, как отменяется Слово переноса… если это было, конечно, оно.

К Инте меня не пустили. Утром ей стало плохо, теперь она спит; и любая из женщин готова скорее перегрызть мне глотку, но не дать потревожить леди. Поговорить с Бертой – ведь она столько лет живет в замке и наверняка наслышана и о волчьем колдовстве и о заклятиях? Но Берта тоже дежурила в покоях Инты. Я бродила по коридорам замка, как неприкаянная. Впервые я поняла, что кроме Берты и… Бэрина мне не с кем даже поговорить. И одного из этих двоих я едва не погубила. Нечаянно.

Нечаянно? Если вспомнить чувства, с которыми я вязала рукавицы Волку… случайным этот наговор не назовешь. Но ведь тогда я совсем не знала Бэрина!

Для начала надо забрать рукавицы. Чтобы никому не врать и не объясняться – выкрасть.

…Если он надевает их ночью, наверняка держит где-нибудь рядом… Я откинула подушки: да, вот! Всего одна? Я переворошила постель, заглянула под кровать, вытряхнула вещи из сундука, подгоняемая нетерпением, граничащим с паникой. Бэрин почему-то забрал вторую с собой? Надо отделаться хотя бы от этой… Самое простое – сжечь. Сейчас кину в огонь и быстренько приведу все в порядок, он и не заметит…

Я так торопилась, что даже не услышала, как открылась дверь: очнулась, лишь когда за моей спиной раздался низкий насмешливый голос:

– Ты вот это ищешь?

Я ахнула, роняя все из рук. Бэрин с грохотом закрыл дверь и двинулся ко мне – мягко, медленно, бесшумно, – помахивая зажатой в руке рукавицей.

– Заметаешь следы? Вернее, сжигаешь?

Я тупо глянула на огонь – уроненная рукавица уже начала тлеть и дымиться, запахло паленой шерстью… Но если… а вдруг… да что же я делаю?! Вскрикнув, я выхватила рукавицу из камина и начала яростно хлопать по ней ладонью, сбивая огонь. Обожглась, зато рукавица обуглилась лишь на самом кончике.

– Что это ты вдруг передумала?

Я пробормотала:

– Я же не знаю, а вдруг бы ты… вдруг бы у тебя рука тоже загорелась!

С изменившимся лицом Бэрин взглянул на свои руки, покрутил перед глазами – затаив дыхание, я разглядывала их тоже: нет, кажется, пламя на нем никак не сказалось! Бэрин уперся рукой о камин, наклонился надо мной. Глаза его – всегда такие веселые и теплые – сейчас превратились в лед. Если бывает такой темный, почти черный… страшный лед. Он спросил – через невыносимо долгую паузу:

– Почему, Лисса? Почему? Что я тебе сделал?!

Он спросил и чуть не поморщился от почти детской обиды, прозвучавшей в голосе. Да, кроме недоумения и гнева, он чувствовал настоящую обиду. Девица сидела, сжавшись, и смотрела на него снизу огромными перепуганными глазами. Ну нет, на этот раз разжалобить его не удастся! Наклонившись, Бэрин рывком поднял ее на ноги, встряхнул: уж на это силы в руках еще хватает!

– Ну, говори!

У девчонки клацнули зубы. Она выдавила:

– Это было до… я не хотела… я тогда тебя еще не знала… Бэрин, мне так жаль! Я… мы должны узнать, как снять наговор!

– Порчу, – поправил он, – порчу. Ты сделала ее на смерть?

– Н-нет… кажется, нет.

– Кажется?!

– Я не знаю! – крикнула она. – Я правда не знаю! Когда я вязала, я ненавидела вас… тебя… я хотела, чтобы ты мучился… как мучаемся мы…

– Мы? Кто – мы?

Девчонка молчала, закусив губу, и Бэрин еще раз встряхнул ее – от всей души – Лисса тихо заскулила. Он сдерживается, видит Отец-Волк, он еще держит себя в руках! Он ведь может убить ее сейчас одним ударом.

– Зачем ты пришла к нам? Ты что, хотела нас всех уничтожить так вот – медленно, как меня… или что?

– Нет, нет, нет…

Мысли его метались: да ведь это он сам привел ее в замок… она работает на кухне, могла бы отравить всех разом, лишь подсыпав яду в котел… или у нее были другие планы? И вдруг он оцепенел: мысль, пришедшая ему в голову, была настолько страшной, что у него даже пальцы разжались.

– Инта… твои перчатки… у Инты тоже?!.

– Нет!

– Поэтому ей сегодня стало плохо? Поэтому, да?! Ты…