Он заметил, что смерть представлялась ему своего рода приключением, чем-то новым, неизведанным. Как необыкновенное путешествие во время отпуска.

Приехала сестра Дженни с детьми. В среду утром. (Этот день был у нее свободен.) Приехала и тут же ловко принялась за домашние дела.

— Что надо погладить? Тащи сюда белье, живо! — сказала она. — А из продуктов что купить? — И тут же: — Куин, немедленно слезай!

В ней была уйма энергии, и она так бездумно ее растрачивала. Носилась по гостиной в изношенном платье, в стоптанных туфлях, с растрепанными черными волосами.

— По-моему, тебе надо купить кондиционер, мама. Слыхала последние данные о загрязнении воздуха? Человеку с твоим здоровьем…

Сначала мать безмолвно и покорно терпела этот словесный натиск, потом подняла свою бескровную руку.

— Подойди ко мне, Дженни, я хочу посмотреть на твои волосы, — сказала она.

Дженни подошла к матери, и та с недовольным видом провела рукой по ее волосам.

— Не понимаю, почему ты не следишь за собой, — сказала она. — Ты когда последний раз была в косметическом салоне?

— Я очень занята, мама.

— Сколько времени требуется на стрижку? Ты совсем перестала пользоваться косметикой, да? При таком освещении трудно разглядеть. Ох, Дженни, что подумает твой муж? Решит еще, что ты махнула на себя рукой. Вконец опустилась. Мне кажется, я не узнала бы тебя на улице.

Любимое ее выражение, подумал Эзра, «на улице я бы не узнала тебя». Она говорила так, когда речь заходила о том, что Дженни недостаточно следит за собой, что Коди редко их навещает, что Эзра стал полнеть. Мысленно он увидел широкий, пустынный тротуар, по которому, отвернувшись друг от друга, идут члены их семьи.

Дженнины дети, изнывая от безделья и скуки, слонялись по дому. Малышка мусолила шнур от гардин. Девятилетняя Джейн непринужденно, как на стул или на диван, взгромоздилась к Эзре на колени. От девочки пахло пастельными карандашами и арахисовым маслом. Запахи были такие домашние, что у него потеплело на сердце.

— Что вы готовите сегодня в ресторане? — спросила Джейн.

— Холодные блюда. Салаты. Супы.

— Супы — горячие, — сказала она.

— Не обязательно.

— Разве?

Она умолкла, наверное укладывая эти сведения на особую полочку в своей голове. Эзру растрогала ее готовность пойти навстречу, ее дружелюбное соглашательство. Неужели, думал он, дети ублажают взрослых? Взрослые требуют, чтобы не забывали говорить «спасибо» и «пожалуйста», и дети подчиняются: извольте, раз это так важно для вас. Стоит ли спорить из-за пустяков? «Это переходный глагол», — скажет кто-нибудь из взрослых, и ребенок не станет протестовать, хотя, по правде говоря, ему совершенно все равно — переходный это глагол или непереходный. Какая разница? Все это для них полнейшая абракадабра.

— Может, пригласишь меня на ужин в свой ресторан? — спросила Джейн Эзру.

— С огромным удовольствием.

— А можно мне позвать с собой подругу?

— Разумеется.

— Я приглашу Барби.

— Прекрасно, — сказал Эзра.

— Ты тоже пригласи кого-нибудь из друзей.

— Все мои друзья работают в ресторане.

— А разве ты никогда не ходишь на свидания?

— Хожу, конечно.

— Да я не про ваших поварих, с которыми ты дружишь, я про другое.

— Ну как же, было время, и я ходил на свидания.

Это она тоже упрятала на полочку.

Дженни критиковала маминого врача:

— Он слишком стар, слишком старомоден, слишком… на все руки. А тебе нужен хороший терапевт. Я как раз знаю одного опытного…

— С тех пор как поселилась в Балтиморе, я лечусь у доктора Винсента, — сказала мать.

— Ну и что?

— А зачем менять? Просто так?

Дженни закатила глаза и повернулась к Эзре.

— Может, ты сама будешь лечить ее, — предложил он.

— Я же ее дочь, Эзра.

— Тем лучше.

— Вдобавок я педиатр.

— Дженни, — начал Эзра, — какое заболевание…

Он замолчал. Дженни подняла брови.

— Какое заболевание самое распространенное среди твоих пациентов?

— Невозможность оторвать их от матери.

— А-а…

— Почему ты спрашиваешь?

— Я думал, рак или что-нибудь в этом роде.

— Почему ты спрашиваешь? — повторила она.